Грэхэм Мастертон - Пария
Я протянул руку, а Джилли взяла ее и пожала.
— Я могу позже тебе позвонить? — спросил я.
Она кивнула.
— Я буду ждать, — сказала она и улыбнулась одними глазами.
Отъезжая, я посмотрел в зеркальце и увидел, как она стояла на берегу, с руками в карманах парки. Я не забыл с ней о Джейн. Этого не смогла бы добиться ни одна девушка. Но с ней, впервые после смерти Джейн, я почувствовал, что я снова живой и что жизнь может быть прекрасна. Я думал, как удивительно, что люди редко оптимистически смотрят на будущее и на неизбежное течение истории, вместо этого возлагая свои надежды на другого человека, такого же растерянного и неуверенного. Ничто так не придает отваги, как сознание, что кто-то тебя любит и что ты не одинок.
Я въехал на Аллею Квакеров и у подножья холма увидел Джорджа Маркхема, занятого ремонтом изгороди. Я остановил машину и вышел.
— Как дела, Джордж? — прокричал я.
Джордж выпрямился, вытирая перепачканные креозотом руки о рабочий комбинезон.
— Я слышал, что с тебя сняли обвинение, — сказал он. Я видел, что хоть он и пытается быть искренним, но все же смущен.
— Отсутствие доказательств, — объяснил я. — К тому же, я ее не убивал.
— Ну, никто же не говорил, что ты это делал, — поспешно бросил Джордж.
— И никто не говорит, что не я. Но кое-кто сболтнул, что в тот вечер я шатался по округе и был явно не в себе.
— А ты и был не в себе. Ты сам это должен признать.
Я сунул руки в карманы брюк и с улыбкой посмотрел на Джорджа.
— Да, ты прав, Джордж. Я действительно был не в себе. Но ведь каждый повел бы себя так же и был перепуган, если бы увидел то, что видел я.
Джордж окинул меня внимательным взглядом, прищурив один глаз, как будто оценивая мой вес.
— Так ты на самом деле видел Джейн на качелях?
— Да, — подтвердил я. — А еще позже я видел ее еще раз.
Он молчал довольно долго, погруженный в раздумья. На улице было холодно. Я спокойно стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на него. Наконец он выдавил:
— Кейт Рид не поверил тебе. Но Кейт никому не верит, если речь идет о духах.
— А ты мне веришь?
Джордж озабоченно поддакнул.
— Потому что ты сам видел духа, ведь так? — спросил я. У меня не было в этом уверенности, но что-то в выражении его глаз, какой-то страх, неуверенность и глубоко скрытое страдание сказали мне: этот человек своими глазами видел духа.
— Я, гмм… я слышал голос моего брата, Уилфа, — выдавил он хриплым голосом.
— Ты и видел его, или только слышал?
Джордж опустил голову и уставился в землю. Потом поднял голову и сказал:
— Зайди внутрь. Кое-что тебе покажу.
Я вошел за ним в дом. Когда я закрывал за собой дверь, далеко над океаном раздалось первое ворчание бури и неожиданный порыв ветра захлопал садовой калиткой. Джордж провел меня в гостиную, подошел к темному дубовому столу, стоявшему рядом с камином, открыл его и начал копаться внутри. Наконец он вытащил большую фотографию, оправленную в рамку, и подал ее мне так торжественно, как будто вручал почетный диплом.
Я внимательно осмотрел фотографию, даже проверил, что на ее обороте. Это был черно-белый снимок, представляющий автостраду на фоне деревьев. Окрестности были мне знакомы. На обочине дороги стоял автомобиль. И все. Самый неинтересный фотоснимок, какой я видел в жизни.
— Ну и что? — бросил я. — Я не очень понимаю, что я здесь должен видеть.
Джордж снял очки и сунул их в футляр.
— Найди здесь моего брата, — ответил он, указывая на фотографию.
Я напряг зрение.
— Я не вижу его. Здесь же никого нет.
— Вот именно, — буркнул Джордж. — На этой фотографии был мой брат, он стоял перед объективом. Потом, две или три недели назад, я стал замечать, что он понемногу отодвигается, на каких-то шесть или семь футов, но все еще стоит. Вначале я не обратил на это внимание, думал, что у меня уже старческий склероз. Но через неделю он исчез за поворотом дороги. Потому-то я и снял эту фотографию со стены. Мой брат ушел с этой фотографии, вот и все. Не знаю, ни как он это сделал, ни почему он это сделал.
Я отдал ему фотографию.
— То же самое творится и с моими фотографиями Джейн, — сказал я. Они меняются. Они выглядят почти так, как и раньше, но не совсем.
— Как ты думаешь, что это значит? — спросил Джордж. Он резко схватил меня за руку и посмотрел прямо мне в лицо. — Думаешь, это колдовство?
— В определенном смысле, — ответил я. — Мне очень трудно это объяснить. Но пара человек из Музея Пибоди исследует это дело. Может, они найдут способ обеспечить покой твоему брату. И Джейн. И всем другим духам, которые посещают Грейнитхед. По крайней мере, я надеюсь, что это им удастся.
Джордж опять надел очки.
— Я слышал плач Уилфа, — сказал он, с грустью всматриваясь в пустую дорогу, изображенную на фотографии. — Ночь за ночью я слышал его плач в комнате для гостей на втором этаже. Там никого не было, во всяком случае, я никого не видел. Но я слышал этот ужасный, отчаянный плач и бесконечные рыдания. Я даже не могу выразить, как это все выводит меня из себя, Джон.
Я сжал его руку успокаивающим жестом.
— Не переживай так, Джордж. Ты, наверно, думаешь, что Уилф несчастен, но ты можешь и ошибаться. Может, ты воспринимаешь только самую грустную часть его посмертного существования. Может, личность человека после смерти распадается на части, и где-то там может существовать счастливый Уилф, не только этот грустный.
Джордж пожал плечами.
— Я не очень могу в такое поверить, Джон, но спасибо за утешение.
— Не представляю, как бы я мог утешить тебя, — признался я. — Сам я знаю лишь одно: эти парни, из Пибоди, думают, что открыли причину этих явлений.
— Так что же это? Излучение или что-то еще в таком роде?
— Не совсем. Расскажу подробнее, когда узнаю больше. Я дам тебе знать. Обещаю. При условии, что ты тоже сдержишь свое обещание и пригласишь меня на покер.
Мы подали друг другу руки, собственно, неизвестно почему. Потом я оставил Джорджа дальше поправлять изгородь, сел в машину и поехал по кочкам Аллеи Квакеров домой.
Всю дорогу с пристани я боялся этого возвращения. Я тащился по Восточнобережному шоссе со скоростью менее двадцати миль в час, к ярости едущего за мной водителя грузовика. Но наконец я приехал на место. Вот уже у подножья холма стоит мой дом, выглядящий убого, старо и грустно под пасмурным небом. Я развернулся и, паркуясь у дома, решил, что проведу здесь ночь в последний раз. Дом казался мне таким холодным и враждебным, что я не хотел в нем больше жить.
Охваченный недобрым предчувствием, я вышел из машины и подошел к двери. Разболтанный ставень постукивал на ветру: крючок выскочил из петли в стене во время ненастья. Ставень так и будет стучать так всю ночь, если я не принесу лестницу и не закреплю его. Я открыл входную дверь и вошел в дом. В нем ничего не изменилось. Тот же холод, та же вонь гнили и та же атмосфера заброшенности и ужаса.
