Артур Дойль - Собрание сочинений. Том 4
— Валяй, хозяин! — подбадривала его толпа.
— «Вспышка оспы в Веллингтоне» — не то, верно? «Германия и Ватикан»… «Таможня в Порт-Элизабет»… «Продвижение русских в Центральной Азии», э? А может, вот это: «Открытие колоссальных алмазных россыпей»?
— Это самое! — взревела толпа. — Давай читай подробнее!
Голоса звучали тревожно, а лица, повернутые к О'Флаэрти, стали хмурыми и настороженными.
— «В России найдено месторождение алмазов, — читал издатель, — которое, по мнению осведомленных лиц, превосходит по богатству все известные до сих пор алмазные поля. Никто не сомневается, что в случае подтверждения это открытие самым губительным образом скажется на африканской торговле». Вот что дает «Аргус» в разделе лондонских новостей.
Толпа возбужденно загудела.
— Может, там есть еще что-нибудь? — крикнул кто-то.
— Вот другая газета, хозяин, поновее, — сказал темнокожий мальчишка, усердно просматривавший даты.
О'Флаэрти развернул ее и даже присвистнул от удивления.
— Ну, уж это вас ублаготворит, — заметил он. — Все набрано самым крупным шрифтом и занимает чуть ли не целиком первую страницу. Я прочту вам только заголовки, потому как нам надо браться за работу и готовить специальный выпуск. Он выйдет часика через три-четыре, и из него вы узнаете все подробности. Вы только посмотрите, какую они из этого шумиху устроили! — И издатель повернул газету, показав толпе черные ряды кричащих заголовков вроде:
«Русские алмазные поля».
«Замечательное открытие,
сделанное англичанином».
«Угроза главному источнику
благосостояния Капской колонии».
«Резкое падение цен».
«Мнение лондонской прессы».
«Все подробности».
— Ну-с, что скажете? — торжествующе воскликнул О'Флаэрти, словно все это было делом его собственных рук. — А теперь я пошел работать, и скоро вы сможете сами все прочесть. Вы должны благодарить небо, что среди вас есть человек, который снабжает вас самыми последними известиями. Желаю вам доброго вечера! — И он исчез, крепко держа свою шляпу с ее серебряной начинкой.
Толпа рассыпалась на многочисленные возбужденно переговаривающиеся и жестикулирующие кучки, а потом и совсем разбрелась. Эзра Гердлстон выждал, чтобы рядом с редакцией никого не осталось, и быстро вошел туда.
— Ну, что там еще? — сердито осведомился О'Флаэрти. (Он жил в состоянии хронического раздражения.)
— Есть у вас второй экземпляр этой газеты?
— Предположим, что есть.
— За сколько вы его продадите?
— Сколько даете?
— Полсоверена.
— Соверен!
— Идет! — И Эзра Гердлстон вышел из редакции с нужными ему сведениями под мышкой.
Вернувшись к себе в гостиницу, он медленно и внимательно прочел все, что касалось нового открытия. По-видимому, то, что он узнал, ему очень понравилось: читая, он посмеивался. Полностью удовлетворив свое любопытство, Эзра аккуратно сложил газету, спрятал ее во внутренний карман сюртука, а затем приказал оседлать себе лошадь и отправился в старательские поселки, чтобы известить их о случившемся.
Две причины заставили Эзру скакать в этот октябрьский вечер по африканской степи. Во-первых, он хотел сам увидеть, какое впечатление произведет эта новость на старателей, а во-вторых, подобно всем злым натурам, Эзра испытывал удовольствие, когда мог сообщить другим что-нибудь неприятное. В поселках, несомненно, уже узнали роковую новость, но без подробностей. А младшему Гердлстону лучше, чем кому-либо другому, было известно, что это сообщение из Европы должно принести разорение и гибель множеству владельцев небольших участков, что оно разобьет тысячи надежд и обречет на горе и нищету людей, среди которых он провел последние два месяца. И все-таки его сердце билось столь же радостно, как сердце его отца в описанный выше день на лондонской бирже, и, пришпоривая коня, он мчался вперед сквозь сумрак, готовый вопить от восторга.
Дорога от Кимберли до Ларкинс-Флэт была очень скверной, но светила полная луна, и молодой коммерсант легко находил путь. Когда он достиг гребня невысокого холма, по которому вилась дорога, внизу перед ним засверкали огни поселка. Было десять часов, когда он въехал на главную улицу, и ему сразу стало ясно, что он не ошибся и новость опередила его. Перед трактиром «Грикваленд» собралась большая толпа старателей, возбужденно между собой переговаривавшихся.
Свет факелов озарял атлетические фигуры, пестрые рубахи и встревоженные бородатые лица. По-видимому, тут собрался весь поселок, чтобы обсудить положение, и озабоченные взгляды и приглушенные голоса свидетельствовали, что оно представляется старателям очень серьезным.
Едва молодой человек спрыгнул с лошади, как его окружили и забросали вопросами.
— Вы ведь прямо из Кимберли? Это все правда, мистер Гердлстон? Скажите нам правду!
— Дело скверно, друзья, — ответил Эзра, обводя взглядом круг хмурых лиц. — Я прочел все, что сообщает кейптаунский «Аргус». В России отыскали богатейшие поля. И, по-видимому, ошибки тут быть не может.
— Как, по-вашему, цены и правда упадут, как там написано?
— Боюсь, что да. У меня у самого немало камней, и я с радостью сбыл бы их за любую цену. Можно опасаться, что работать на своих участках вы теперь будете только в убыток.
— И цена участков тоже упадет?
— Разумеется.
— Э-эй, погодите-ка, мистер! — крикнул тощий чумазый человечек, проталкиваясь вперед и хватая Эзру за рукав, чтобы привлечь к себе его внимание. — Да вы, никак, сказали, что цена участков упадет? Что-то вы путаете, верно? Ведь всякому ясно, что Россия — это одно, а мы тут — совсем другое. Правильно, ребята? — Он посмотрел вокруг умоляющим взглядом, ожидая подтверждения, и нервно усмехнулся.
— Попробуйте продайте, — холодно ответил Эзра. — Если вы вернете хоть треть того, что отдали за свой участок, считайте, что вам повезло. Да неужели вы думали, что добываете алмазы для местного потребления? Их ведь экспортируют в Европу, а если Европа будет получать все, что ей нужно, из России, то кому вы станете продавать свои камни?
— Это верно! — воскликнуло несколько голосов.
— Я бы вам посоветовал, — продолжал Эзра, — продать все, что у вас есть, за любую самую убыточную цену, не то потом вы и вообще ничего не получите.
— Нет, послушайте только! — воскликнул коротышка, вскидывая руки. — Меня прозвали Джим Неудачник, и так неудачником я, видно, и помру. Да вы послушайте, хозяин! Мы с Сэмми Уокером вложили в этот проклятый участок все свои деньги до последнего гроша — все, что заработали за девять лет тяжкого труда, а вы тут приезжаете и говорите, что все это пропало зря.