С. Сомтоу - Суета сует. Бегство из Вампирского Узла
– Господи, – прошептал Тимми.
– Она мертва, – одновременно произнесли Хит и Памина.
– Знаешь, Хит, а ведь я ее знал, – сказал Тимми. – Когда-то давно. В прошлой жизни. – Он переключил все внимание на выпуск новостей и начал переводить для Хит: – Вместо поминальной службы будет дано специальное представление «Замка герцога Синяя Борода» в концертном зале, где раньше был оперный театр. Такое железобетонное уродство... у меня там вчера был концерт. Так она написала в своем завещании. Надо будет пойти.
– У тебя сегодня нет концерта?
– Нет, мы сегодня как раз уезжаем. То есть все оборудование отправляем сегодня, но я могу ехать и завтра. Это всего лишь Голландия, Дом Конгрессов в Гааге. На самолете – не больше часа.
– Ты улетаешь завтра? – спросила Памина упавшим голосом, чуть не плача. – Но как же так... я... ты мне нужен... мне нужно...
– А тебе не пора домой? – спросила Хит. – Твои папа с мамой, наверное, волнуются. Наверняка ты им даже не позвонила.
– В жопу моих папу с мамой, – резко ответила ей Памина. – Тетя Амелия была единственным человеком у нас в семье, который всегда меня понимал.
– Ладно, вы тут не скучайте, – кивнул им Тимми и ушел к себе в спальню. Из второй спальни доносился храп Пи-Джея.
– Все хорошо, ты успокойся, пожалуйста, – сказала Хит и сжала руку Памины. – Памина, скажи мне, пожалуйста...
– Можете звать меня Пами, если хотите. Я только мальчишкам не разрешаю так меня называть. Но вы можете называть меня Пами... если вы и вправду такая хорошая и не хотите меня наебать, как все взрослые.
– Когда я вошла в комнату, ты собиралась притронуться к одной вещи. – Амулет у нее в кармане стал теплее. Он уже обжигал ей бедро... что-то зашипело! Она почувствовала запах паленой кожи... это всего лишь иллюзия, сказала она себе. – Скажи мне, пожалуйста, ты ничего не почувствовала... ничего странного, связанного с этой вещью?
– Можно я расскажу, как мы с тетей ездили во Францию? – спросила Памина. – Мы ходили в пещеры в Ласко, там были наскальные рисунки. Очень примитивные, очень жестокие. И везде – летучие мыши... то есть я не то чтобы верю, что они могут причинить вред вампирам...
– Ты не чувствуешь что-то такое в воздухе... какую-то пустоту, прохладу, может быть, дуновение ветра? Не слышишь голоса?
– Тосты стынут. Смотрите, масло уже затвердело. Она не хотела об этом говорить. Хит знала, что внутреннее чутье не обманывает ее... что-то в ней было, в этой Памине... Хотя, может быть, это была просто тайна из тех, которые есть у каждого. Может быть, они не такие и страшные, эти тайны, но мы все равно их храним, потому что они становятся частью нашего существа.
– Что мне надеть в оперу? – крикнул Тимми из спальни. – Может быть, смокинг в стиле Дракулы?
Наплыв: опера
Этот вечер был сплошь черный цвет и собрание видных людей из мира музыки. Агенту Тимми, которая позвонила устроителям мероприятия с просьбой выделить приглашение для рок-звезды, устроили настоящую обструкцию.
– Это серьезное мероприятие, мадам, а не очередная возможность для идола американских малолеток засветиться перед фотографами!
В конце концов все уладила Памина. Ей все же пришлось позвонить папе с мамой, и Тимми отметил, что она только пару раз всхлипнула в трубку и сразу добилась, чего хотела.
Однако Хит, Пи-Джей и все остальные из «ближайшего окружения» так и не сумели достать приглашения. Может, так оно и лучше, подумал Тимми. Им нужно какое-то время, чтобы побыть без меня. И мне тоже нужно какое-то время, чтобы побыть наедине с этой странной девочкой, которая ворвалась в мою жизнь.
Они стояли в фойе концертного зала. Тимми было приятно, что его окружают люди, которые не узнавали его, а если даже и узнавали, то не подавали виду; это было приятное разнообразие по сравнению с прошлой ночью. В фойе стояли скульптуры знаменитых композиторов – напоминание, что раньше на этом месте был оперный театр, – элегантный мраморный Моцарт, суровый и мрачный Вагнер, который, казалось, чувствовал себя неуютно и глупо в древнеримской тоге. Народу собралось много, гораздо больше, чем вчера на его концерте, отметил Тимми. Да и публика, понятное дело, была посолиднев. Повсюду сверкали бриллианты и драгоценные камни. В толпе то и дело мелькало самое неполиткорректное одеяние современного мира – норковое манто, украшавшее непременно какую-нибудь старую клячу, сморщенную и ссохшуюся. Тимми узнал некоторых из присутствующих... например, фрау Пильц, repetiteur. Что касается освещения... оно было достаточно тусклым. А вон там, кажется... да, это сама Монтсеррат Кабалье... а вон та элегантная дама с бокалом шампанского... не кто иная, как...
– Криста Людвиг, – подсказала Памина. – Тетя очень любила ее запись «Синей Бороды», только ее и слушала, остальных не признавала. На самом деле она даже кое-что разучила из этой записи, но никогда в этом не сознавалась.
– А мне больше нравится Сильвия Сасс, – сказал Тимми, отстукивая пальцами ритм. Это было «Озеро слез», фрагмент из оперы Бартока, который Тимми использовал для переходов в своей достаточно зловещей композиции в нью-эйджевом стиле «Я думал, что умер и попал в Чистилище». Понятное дело, никто этого не заметил и не узнал позаимствованный фрагмент.
– На самом деле герцог Синяя Борода был романтиком, – сказала Памина. – Хотя, конечно, и отравил жизнь Юдит...
– Ты его просто не знаешь, – перебил ее Тимми. – Если бы ты его знала, ты бы так не говорила.
Памина, кажется, растерялась.
– Но ведь «Синяя Борода» – это сказка, ее братья Гримм написали...
– Что лишний раз подтверждает, как мало ты знаешь на самом деле, – сказал Тимми. – Настоящий герцог Синяя Борода был садистом и извращенцем. Он насиловал маленьких детей, а потом убивал. Или они умирали сами, пока он их насиловал. Ты разве не знала? Но я-то был не такой, как все. Я был уже мертвый. Поэтому он просто проткнул мне дырку в боку и пихал в нее свое копье, образно выражаясь. Ага. Как Иисусу Христу. В бок копьем.
– Так вот что значит твоя песня «Распни меня дважды»...
– Мои песни вообще ничего не значат. Это просто песни.
– Но, судя по ним, ты пережил что-то ужасное... по-настоящему страшное... то есть это же сразу чувствуется...
Он отошел от нее. В конце концов, люди во все времена – одинаковы. Они вообще ничего не знают. Живут, как какие-то муравьи: ни тебе памяти тысячелетий, ни тебе древних воспоминаний. Чистые страницы – все до единого. «И я становлюсь точно таким же, – подумал Тимми. – Если бы Памина не завела разговор об этой сказке, я бы уже никогда и не вспомнил... пятьсот лет назад... этот ужас, который Карла Рубенс стерла из моей памяти и показала... что быть человеком – это как будто иметь возможность стирать куски текста, написанные мелом на школьной доске твоей памяти... как, даже не знаю... болезнь Альцгеймера или что-нибудь в этом роде... только в более монументальных масштабах... ты просто все забываешь... целый век – за одно мгновение. Ты запираешь все двери и выбрасываешь ключи».
