Бри Диспейн - Жестокая красота
Позади меня прозвучал голос, который я меньше всего рассчитывала услышать:
— Завтракаем в обеденное время.
Я резко повернулась и обнаружила маму с подносом дымящихся французских тостов. У меня отвисла челюсть.
— Твои любимые, — заявила она.
Я заметила, что ее пальцы остались худыми, но на этом сходство с той пустой оболочкой, которую я видела в понедельник, заканчивалось.
— Но… но… — промямлила я и замолчала.
В моем сознании пронеслись обрывки воспоминаний. Мы с Дэниелом стоим над мамой, которая лежит на койке в отделении для душевнобольных. Я чувствую в руках поток энергии. Потом я в изнеможении падаю на линолеумный пол.
— Долго я спала?
— Около десяти часов, — сообщил Дэниел. — Тебя едва хватило на то, чтобы излечить двоих. И не думай, что ты разом вылечишь всех больных в палатах.
У меня вспыхнули щеки. Действительно, я мечтала о чем-то подобном.
— А ты почему как огурчик? — осведомилась я.
Странно. Ведь Дэниел тоже принимал участие в обоих процессах.
— После возвращения домой я отдохнул. Но дело в другом. Грейс, большая часть силы исходила от тебя. Я лишь помогал. Именно ты спасла своих родителей.
— Ты творишь чудеса, — сказал Толбот с набитым ртом.
Я повернулась к маме и обняла ее, едва не выбив из ее рук поднос с тостами.
— Я слышала, что ты говорила, когда навещала меня, — прошептала она мне, целуя меня в ответ. — Ты звала меня. Я понимаю, что теперь мне не удастся достичь совершенства, но я пытаюсь стать той, которая вам нужна.
Я обратила внимание на то, что ее вымытые волосы никак не уложены. На ней были мятые брюки и блузка, поверх которых она надела подаренный папой фартук с надписью «Поцелуй повариху». Некоторые тосты на подносе оказались зажарены сильнее, чем обычно считалось «приемлемым» для моей мамы. Мне сразу стало легко на сердце.
— Угощайся, — произнесла мама новым для меня заботливым тоном. — Тебе надо набираться сил.
— А где тетя Кэрол? — поинтересовалась я.
Кстати, за вчерашний день я ни разу ей не позвонила и готовилась получить за это нагоняй.
— Уехала, — пояснил папа. — Кэрол была слегка… ошеломлена. Некоторым людям трудно поверить в чудеса.
— Я не удивлюсь, если она станет утверждать, что ты все подстроил, чтобы заполучить несколько выходных, — улыбнулась мама.
Ого! Раньше она бы не осмелилась подшучивать над своей сестрой.
— Бабушка воспримет ее слова за чистую монету, — кивнула я, сев за стол.
Все тут же принялись передавать мне блюда со всевозможными яствами. Я положила себе на тарелку и шоколадные блинчики, и омлет, и бекон, и пару французских тостов. А затем принялась быстро поедать все это, заполняя пустоту, царившую в моем желудке.
Единственным, кто мог похвастаться большим аппетитом, чем у меня, был Слэйд. Он поглощал пищу с пылом обитателя камеры смертников, которому принесли последний ужин.
Черити хихикнула, и я решила, что она смеется над отсутствием у меня изящных манер, но потом догадалась, что она переглядывается с Райаном. На его лице светилась широченная и глупейшая улыбка. Я бросила в него булочкой с бананово-ореховой начинкой. Она ударила его по лбу и упала на тарелку с беконом. Тем не менее с его лица не исчезло щенячье-восторженное выражение. Он быстро заморгал и перевел взгляд на меня.
— Даже не думай.
Я взяла очередную булочку и дала понять, что сейчас швырну ее в цель.
— Я не… ну… но… Твоя сестра прикольная… — залепетал Райан и смахнул кусок выпечки, приклеившийся к его лбу, как «бычий глаз».
Черити стала пунцовой, как и малиновое варенье на ее тарелке.
Остальные расхохотались. Я притворилась, будто приготовилась к броску, и Райан отклонился в сторону. Но вместо этого откусила кусок и положила голову Дэниелу на плечо. Он обнял меня. Но внезапно я отвлеклась на остатки его еды. Французские тосты — это мое любимое блюдо, но мой старший брат просто обожал мамины блинчики.
Я почувствовала, как Дэниел замер, а потом наклонился ко мне.
— Он ведь тоже должен быть здесь, верно? — шепнул он.
Наверное, он уловил мои чувства и мысли.
Я кивнула.
— Тогда нам стоит исправить ситуацию с Джудом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
МОМЕНТ ИСТИНЫ
Все еще четверг, примерно половина восьмого вечера.
Мы с Дэниелом медленно ехали к церкви. Между холмами то и дело появлялась почти полная ярко-желтая луна. Ее призрачный свет отражался от облаков, плавающих в ночном небе. Пейзаж был достоин того, чтобы его запечатлели на холсте, и я прикинула, сколько времени пройдет, прежде чем я смогу оторваться от других дел и взяться за кисть.
Дэниел оставил «Короллу» на пустой парковке. Я сообразила, что Джуд, вероятно, весь день пробыл в одиночестве. Я помедлила, не решаясь взяться за дверную ручку.
— Ты готова? — спросил Дэниел.
— Да, — ответила я. — Нет. Возможно. Не знаю.
— И каков же твой ответ из перечисленных?
— В последний раз, когда я навещала Джуда, у нас ничего не получилось. Я обвинила его в убийстве медсестры. Ну, той, с которой на самом деле расправился Пит.
— И тебе придется нелегко.
— Я не представляю, что ему сказать. Мне даже страшно смотреть ему в глаза.
— А ты — его родная сестра, Грейс…
Меня охватили угрызения совести.
— Точно.
— Как бы то ни было, он сможет измениться. Как и любой другой. Теперь я не сомневаюсь.
— Любой? — переспросила я. — Даже Калеб?
Дэниел заколебался.
— Да, — откашлявшись, произнес он. — Хотя некоторое время назад я бы так не ответил. Но сейчас ты указала мне путь. — Он слабо улыбнулся. — Грейс, ты — моя спасительная благодать.
— Но ведь такие, как Калеб, олицетворяют зло.
— Гелалы и акхи тоже. Но они бездушные демоны. А Калеб — Урбат. У него все еще бьется человеческое сердце, а значит, он не потерял свою душу. Пусть она черная. Я продолжаю верить, что у него внутри есть свет. Крохотная искорка. Если он захочет загладить свою вину, — вполне вероятно, что он сможет исправиться.
— Но Калеба к этому не тянет, — мрачно усмехнулась я.
— Кто знает? — пробормотал Дэниел и перевел взгляд на темное лобовое стекло. — Допускаю, что это прозвучит глупо, но я считаю, что у него есть шанс. Но, конечно, невозможно спасти того, кто не желает быть спасенным.
— А что ты думаешь о Джуде?
— Существует только один способ проверить это.
Я глубоко вздохнула, понимая, что больше откладывать нельзя.
— Я надеюсь, что он хотя бы даст мне высказаться.
