Адам Нэвилл - Ритуал. Часть 1
Люк проверил компас и приложил красную руку к левой стороне своей головы, как певец, пытающийся найти ноту. Одним глазом, который словно затянуло коричневым дымом, он увидел, что они ползут в правильном направлении. А потом вспомнил о том, что увидел, взобравшись на дерево. Тот дальний край леса. Установленная граница, и плоские мшистые камни за ней. Еще он вспомнил, что он видел там воду. Наверное. Вода, наверняка, собиралась во впадинах между камней, куда он мог бы втиснуть свое лицо.
Во влажном воздухе жужжали мошки и собирались как железные опилки на окровавленном тюрбане его головной повязки.
Он встал. Ему захотелось добраться до конца леса. Короткий отдых позволил приступу желания снова привести его в движение.
— Пошли. Уже недалеко, — попробовал он сказать Дому, но вместо слов раздалось какое-то бульканье. Он яростно сглотнул. И он знал, что это был последний раз, когда он что-то говорил.
Дом заковылял к нему, и они покинули поляну.
Около шести вечера ему пришлось снова остановиться и ползти к большому валуну, потому что от приступа головокружения у него свело желудок, и начался озноб. Где-то у него за спиной, Дом издал внезапный звук.
Голос Дома показался неестественно громким. Это было не совсем слово, а скорее вопль облегчения, оттого что Люк позволил им сделать еще один привал. Сейчас они останавливались очень часто. Отдыхали столько же, сколько шли. Каждые несколько метров. И им приходилось постоянно облизывать камни и обсасывать влажные листья своими горячими ртами. Вдалеке Дом запнулся обо что-то, подбросив в воздух ворох листьев.
Когда головокружение отступило, Люк прищурил один глаз и встал, чтобы продолжить свое неловкое ковыляние и стоны. Попытался что-то прохрипеть, указывая рукой в чащу, где, как ему показалось, он заметил тропу, ведущую к спасению.
И направился в заросли. Крапива хлестала по куртке и цеплялась за штанины брюк. Стебли растений вились, как щупальца. Он делал шаг назад, пока они не отпускали его, а потом, перешагивая через них, оказывался в еще более густых зарослях. Знакомая картина, сопровождающая их уже несколько дней. Теперь все его штаны были в прорехах. Мелкие дырки и затяжки превратились в большие дыры, через которые проникали шипы и мошки.
У себя за спиной он чувствовал присутствие Дома, осторожно ступавшего за ним след в след. Если он будет оглядываться, то может потерять равновесие и свалиться в жгучую трясину из стеблей и шипов. Каждый его шаг сопровождался шагом Дома. Было даже что-то успокаивающее в их синхронном движении. И Дом был сейчас так близко к нему. Люк спиной чувствовал присутствие его грузной фигуры. Как же от него несло! Даже не смотря на то, что нос и рот Люка были забиты засохшей кровью, он чувствовал запах тяжелого дыхания Дома и его пропитанной потом одежды.
Но заросли становились все гуще. Без мачете им придется вернуться по своим следам и обойти кругом эти колючие кусты. Заросли становятся гуще лишь потому, что мы не далеко от конца, сказал Люк сам себе. Но мы должны вернуться.
Он остановился и медленно развернулся всем телом.
Потом широко раскрыл здоровый глаз. В двадцати метрах от него, среди папоротника и крапивы, куда он залез, не было никаких следов Дома.
Он нахмурился. Потом холодная рука страха перехватила ему горло. В ушах застучало и перед глазами все поплыло.
Наверное, Дом уже вернулся. Потому что я слышал, как он идет за мной. Каждый шаг по пути сюда.
Люк попытался погасить внезапно нахлынувший приступ тошноты и паники.
В дальнем конце зарослей, в которые они вошли, он смог разглядеть темную каменистую поляну, где они только что отдыхали. Но там тоже не было никаких следов Дома.
Осторожно придерживая голову, он сглотнул пару раз, пока слюна не смочила горло. Позвал Дома по имени.
Остатки его хриплого голоса, казалось, растворились в лесном пространстве, нависавшем и обступавшем его со всех сторон. Снова позвал. И снова. Потом широко раскрыв оба пульсирующих глаза, стал шарить взглядом по каждому дюйму леса в поисках оранжевой куртки Дома.
Ничего.
Дома больше не было рядом с ним.
Когда он видел его последний раз?
Он отмотал свою память назад, медленно перебирая последние минуты. Последний раз он видел Дома у того камня, на который совсем недавно упал. Нет. Он слышал его там, но не смотрел в его сторону. У того камня Дом был у него за спиной. Он еще издал звук. Верно. Хрип или вскрик. Звук удивления? Потом он шаркнул ногами. Запнулся обо что-то на земле.
Может, он пошел потом в другом направлении, ослепший и забывшийся от усталости и боли в колене. Откололся от Люка и заблудился.
Он не мог этого сделать, потому что Люк еще недавно пробирался через крапиву и слышал, что Дом идет по пятам. Он не видел его, нет. Но слышал его, чувствовал, и не мог ошибиться. Они были близко друг от друга. Почти касались.
Эта вонь.
Люк поднял нож.
44
Ощущение одиночества нахлынуло так внезапно, что Люк содрогнулся. Потом ему пришлось бороться с самим собой, чтобы паника не переросла в истерику. Он еще мог держать себя в руках, когда один из них был рядом, но теперь ни осталось никого.
Его разум разговаривал сам с собой. Он тут же попытался создать себе спутников в том мучительном беспорядке под повязкой. Но жалкие голоса смолкли, не успев расшуметься, как нервные дети, погружающиеся в неловкое молчание при внезапном появлении строгого взрослого.
Он стоял неподвижно на сырой поляне, где они оба были вместе в последний раз. Деревья смотрели на него, терпеливо, но без сострадания, ожидая его следующего шага. Дождь капал с привычным безразличием. Люк умирал от жажды, не зная как собрать с земли влагу.
Никто не ответил на его хриплые крики. Интересно, сколько ему придется ждать? И есть ли кого ждать?
Он вздрогнул. Схватил нож. Ему захотелось, чтобы оно пришло за ним. Именно сейчас. Чтобы выскочило, пригнувшись, из кустов. Выпрыгнуло из тени. Он был готов посмотреть прямо в горящие глаза дьявола. Разглядел бы его вблизи и вдохнул его запах. Вцепился бы из последних сил в его упругие бока. Сделал бы этому подлому убийце новый рот своим швейцарским ножом.
Он подумал о черной бороде твари, мокрой от горячей крови, о ее морде, красной в тусклом свете. Представил, как она накидывается на свисающие кольцами кишки его друзей. Рвет их и мечет, прежде чем затащить трепещущие белые тела на деревья и сделать из них гротескные инсталляции.
С какой целью? Зачем уничтожать таких сложных и утонченных существ как его друзья? Зачем разрушать все те воспоминания, чувства и мысли, из которых состояли его товарищи.
