Адам Нэвилл - Ритуал. Часть 1
Костыль теперь был у каждого. Дом нашел для Люка какую-то мокрую ветку, и теперь они оба брели, поддерживая свои подрагивающие, израненные тела мертвыми сучьями древних деревьев.
Пока они шли, Люк не мог разговаривать с Домом. Он лишь молча указывал на бреши в лесных зарослях, более-менее пригодные для прохождения и соответствующие выбранной им траектории. В кармане куртки рядом с сердцем он хранил компас. Чаще, чем необходимо, он вынимал его, чтобы убедиться, что следует намеченным им с дерева координатам.
Разговоры могли лишить их остатков сил, а встреча глазами была способна подавить всякое желание удаляться от холма. Они старались держаться рядом, но в тоже время почему-то избегали друг друга.
Люк не выпускал из руки нож, но от недостатка равновесия и избытка боли, пульсирующей в стенках черепа, не был уже способен драться. Если на них нападут, им крышка.
Они просто ковыляли вперед, думая только о следующем шаге. Они оба решили идти, пока не выберутся из леса на равнину, к реке. Либо пока их преследователь не решит забрать сначала одного из них, потом другого.
Когда они нашли Фила висящим на шотландской сосне, то не стали задерживаться. Его тело было еще в худшем состоянии, чем останки Хатча. Больше походило на то животное на дереве, которое они нашли все вместе, уже так давно.
Дом продолжал хныкать, что-то бормоча себе под нос. Люк шел, опустив глаза. Он только раз взглянул на своего друга, мокрого, распятого между деревьев, но, увидев лицо Фила, больше не смог смотреть, Они с Домом даже переглянулись на мгновение.
Как испуганные дети Люк с Домом ненадолго обнялись, обхватив друг друга за шеи и всем весом прислонившись друг к другу. Потом прошли, шатаясь, под бледными окоченевшими ногами их мертвого друга и двинулись прочь от него, дальше в лес.
43
Он не мог думать ни о чем, кроме как о воде. Мечтал о прохладной лесной влаге, льющейся в пересохшее горло. Серебристая и пузырящаяся, она бы мчалась, пенясь льдом, по чистому ложе потока, а потом лилась через его сухие губы, орошала пустыню рта. Если бы они нашли ручей, он часами насыщался бы до приятной боли в животе, пока каждая клеточка тела не пропитается водой. Вода. Одно это слово прожигало все его естество жаждой.
Перед глазами все плыло. Он посмотрел на свои руки и запястья, которые покалывало словно маленькими иголочками, и увидел стаи насекомых с раздувшимися от его крови черными брюшками. Руки были буквально покрыты ими. Шея тоже. Похоже, это мошки, так как почва была большей частью болотистая. У него не было ни сил, ни равновесия сбросить их с себя, поэтому он позволил им кормиться. По крайней мере, хоть у кого-то есть что попить. Он улыбнулся, но верхнюю часть черепа пронзила боль, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы согнать с лица улыбку и погасить ослепительную белую вспышку в голове. Он хотел было поделиться мыслью с молча бредущим Домом, но не смог произнести ни слова.
Интересно, осталась ли в суставах хоть какая-то синаптическая жидкость? Ужасный скрежет и пощелкивание костей отдавались во всем теле после каждого неуклюжего шага. Перед глазами плясали белые точки. Чтобы обернуться и проверить Дома, ему приходилось останавливаться и разворачиваться всем телом, потому что любое движение шеи вызывало в голове вспышку молнии. Поэтому он перестал оглядываться и проверять его. А когда он останавливался, чтобы перешагнуть через камень или упавшее мертвое дерево, Дом часто натыкался на него и ворчал. Они шли так близко друг к другу, и настолько медленно, что любая остановка грозила свалить их обоих.
Люк был так измучен и душой и телом, что уже не думал о беднягах Хатче и Филе, которых они оставили позади. Что касается преследовавшей их твари, то он и мысли не допускал о ней в своем изможденном и бредовом состоянии. Здесь он был бессилен. Все равно они снова встретятся с ней, и довольно скоро. Он знал это. И Дом, похоже, это тоже знал.
В два часа дня Люк отбросил костыль и опустился на четвереньки. Он пошел бы дальше и так. Лучше было держать разбитую голову ближе к земле.
Дом сказал что-то, но он не расслышал, что именно. Стоя на небольшой возвышенности, Люк указал перед собой в сторону какой-то виднеющейся среди деревьев прогалины, привлекательно пестревшей светлыми и темными пятнами. Еще там было сыро, и он задался вопросом, можно ли извлечь влагу из торфяной почвы.
У него за спиной Дом щелкал костылем о камни и корни деревьев, неуклюже спускаясь с холма. Каждый шаг заставлял его спутника ворчать в знак протеста.
У подножия возвышенности Люк лег на холодную землю и закрыл глаза. Он осторожно положил распухшие красные руки на повязку, как будто придерживая на месте осколки своего черепа. Ткани мозга, должно быть, раздулись от большого отека, потому что он чувствовал толчки в нижней части позвоночника.
Он представил себе врача, который запретил ему двигаться. Не двигайся. Это худшее, что ты можешь делать при травме головы. Интересно, была ли в словах воображаемого врача хоть доля правды? Он ничего не знал о первой помощи. Ни о выживании, ни о том, как найти воду и пищу, если супермаркеты закрыты. Ни то, что может подсказать направление ветра, или какая информация содержится в цвете неба. Он просто реагировал на то дерьмо, которое уже случилось. Он был отчаявшимся, сломленным и заслуживал гибели. Я представитель поколения засранцев, беззвучно произнес он и тихо рассмеялся. Мы не смогли найти воду в водохранилище. Когда мы пойдем в лес, то все умрем. Мы всего лишь птенцы, выпавшие из гнезда на суровую землю.
Он подумал, что слышит воду, и сел. Но это был всего лишь ветерок. Поэтому он стал обсасывать листья, на чьи горькие восковые лепестки попали капли дождя. Обошел поляну, как будто она была циферблатом, а он минутной стрелкой, облизывая с листьев влагу. Иногда на язык попадала целая капля воды, но никогда не достигала горла. Он лизал мокрую кору дерева. Открыл рот и подставил под небо, но дождь падал на лицо, а не в его зияющую глотку.
Краем прищуренного глаза, болевшего даже от слабого света, он увидел размытую фигуру Дома в оранжевой куртке, собирающего листья и кусочки коры. Тот пытался высасывать из них воду, как будто это были раковины устриц, и он глотал их скользкое мясо. Его лицо превратилось в грязную, заросшую бородой гримасу.
Люк проверил компас и приложил красную руку к левой стороне своей головы, как певец, пытающийся найти ноту. Одним глазом, который словно затянуло коричневым дымом, он увидел, что они ползут в правильном направлении. А потом вспомнил о том, что увидел, взобравшись на дерево. Тот дальний край леса. Установленная граница, и плоские мшистые камни за ней. Еще он вспомнил, что он видел там воду. Наверное. Вода, наверняка, собиралась во впадинах между камней, куда он мог бы втиснуть свое лицо.
