Мария Барышева - Мясник
— Вылей его себе на голову, — повторила Наташа так же спокойно, непринужденно, словно вела речь о чем-то обыденном.
— Но зачем?
Нина Федоровна уронила вилку в тарелку, и на мгновение все взгляды метнулись к ней, но тут же вернулись — не к лицу Наташи и не к лицу Сметанчика, а к бокалу в ее руке, над краями которого с шипением подпрыгивали крошечные брызги.
— Я так хочу, — сказала Наташа, поддела на вилку кусок мяса и не спеша положила его в рот. — Мне это доставит удовольствие. Мне это нужно. И я считаю, что ты поступишь совершенно правильно.
Сметанчик снова хлопнула ресницами, потом обвела глазами сидящих за столом. Все внимательно продолжали смотреть на бокал в ее руке, толь-ко Костя опустил глаза, тщательно вытирая салфеткой совершенно чистые губы, да Людмила Тимофеевна, сдвинув тонкие брови, уставилась в свою тарелку. Бокал медленно поплыл вверх, остановился, дернувшись, потом снова продолжил движение. Лицо Светы вдруг все как-то натянулось, словно кокон, из которого кто-то отчаянно рвется наружу, и она закрыла глаза. Больше не останавливаясь, бокал взлетел вверх и опрокинулся над ее головой, и шампанское выплеснулось на тщательно уложенные, лакированные волосы, безвозвратно губя дорогую парикмахерскую работу, потекло по щекам и закапало с подбородка. Света поставила пустой бокал на стол и повернула к Наташе мокрое лицо.
— Это даже хуже, чем я думал, — пробормотал Костя среди всеобщего молчания. Ольга Измайлова глубоко вздохнула и слегка двинула стулом, а на губах Ильи Павловича появилась пустая, абсолютно ничего не выражающая улыбка, словно он просто решил размять их.
— Зачем ты это сделала? — спросила Наташа, чувствуя страшную слабость в ногах. Света провела ладонью по щеке и дернула плечом.
— Потому что ты приказала.
— Я тебе не приказывала. Я просто попросила.
— Значит, так нужно, — глаза Сметанчика заблестели. — Ведь правильно же?! — она посмотрела на остальных почти с отчаянием. — Ведь это так?!
— Так! — глухо и страшно отозвалась Нина Федоровна и плотно сжала губы.
— А если я сейчас попрошу тебя вон с того балкона прыгнуть — ты прыгнешь? — спросила Наташа, медленно поднимаясь из-за стола. Света снова вскинула глаза на остальных, ища поддержки. Ее взгляд задержался на лице Ковальчук, исказившемся в злобной гримасе, а потом едва слышно произнесла:
— Я не знаю.
— Вы сомневаетесь в нас? — Илья Павлович аккуратно положил ладони на стол. — Что случилось? Кто-то совершил ошибку? Скажите, нам нужно разобраться.
— Как можно?! — воскликнула Нина Федоровна и сжала костлявые пальцы в кулаки. — Не смейте ее допрашивать! Она скажет сама, если захочет!
— Светка сегодня заходила к ней в дом! — вдруг выпалил Григорий так громко, что перекрыл музыку, и сидевшая через стол от них парочка обернулась. — И после этого Вячеслав тут же уехал! Наверняка эта дура что-то ляпнула! Я же говорил — нельзя ей позволять так разговаривать с Натальей, как будто она с ней ровня — нашла соседскую девку!
— Мама дорогая! — вдруг сказал Костя, и его кресло резко откатилось от стола. Наташа дернулась назад, опрокинув стул, и зажала рот ладонью, пытаясь остановить подкатившие рвотные спазмы. Все кружилось у нее перед глазами — все лица, ждущие объяснений и наставлений — лица, лица — сотни лиц. Музыка превратилась в далекий шум, похожий на рокот прибоя, возбужденные голоса «жрецов» — в тонкий, едва различимый писк, и только один голос — голос Ковальчук на фоне этого прозвучал резко и четко, произнеся два слова:
— Чертов инвалид!
Наташа подхватила свою куртку и бросилась к выходу, спотыкаясь и бестолково размахивая руками. Она налетала на стены и два раза чуть не упала, потом ткнулась в закрытую дверь и несколько секунд отчаянно дергала массивную ручку, прежде чем сообразила, что дверь открывается в другую сторону. Сзади слышались крики и глухой топот, и ей казалось, что это все чудовища — и ее, и неволинские — вырвались из своих картин и теперь гонятся следом, чтобы наконец-то расправиться с ней, уничтожить ее снова… и снова, и снова… и впереди бежит сам Андрей Неволин, стуча старинными башмаками по ковру, и его длинные волосы летят над плечами.
Они поймали ее на стоянке, когда она уже подбегала к подъездной дороге, вымокшая, с раскрытым в беззвучном крике ртом. Они обступили ее со всех сторон, и их лица, полные бесконечной преданности и заботы кружились вокруг нее. «Мы не бросим тебя, — говорили они, — мы всегда будем с тобой. Это просто нервный срыв… все понимают, как это тяжело… но все устоится… все утрясется… у кого-нибудь есть успокоительное?.. сейчас все пройдет». Они толклись вокруг в бесконечном хороводе, придвигаясь все ближе и ближе…
— Слава! — успела выкрикнуть она, задыхаясь, а потом что-то легко кольнуло ее в шею, и все провалилось в оглушающий своей тишиной мрак.
* * *На низком облупившемся потолке, на длинной складке съежившейся штукатурки сидела муха. Муха была большая, она сонно пошевеливала крыльями и казалась до тошноты противной. Впрочем, когда Наташа закрыла глаз, тошнота осталась — видать, дело было не в мухе. Она разлепила спекшиеся губы и вдохнула, но ворвавшийся в легкие воздух оказался горьким и сухим, и она закашлялась, и кашель отозвался в голове глухими болезненными ударами. Застонав, она перекатилась на бок, и боль в голове перекатилась вместе с ней, переместившись от макушки к левой стороне лица. Наташа протянула руку и нащупала что-то мягкое, потом приоткрыла другой глаз. Мягкое оказалось скомканным одеялом. Сморщившись, она отпихнула его, потом попробовала приподняться и тут же рухнула обратно на кровать, и от сотрясения боль в голове плеснулась, как вода в банке.
— О-ох! — сказала Наташа и прижала ладони к глазам. В темноте стало немного легче, и она попыталась вспомнить, что же произошло. Но последним, что ей удалось извлечь из памяти, были потерянное лицо Сметанчика и шампанское, стекающее по ее щекам. Дальше было несколько совершенно непонятных обрывков, а следом зияла огромная дыра, заканчивающаяся сонной мухой на облупленном потолке.
Наташа заставила себя убрать с глаз ладони, отчего в них снова хлынул тусклый дневной свет, и осмотрелась. Одетая, она лежала на кровати в пустой комнате. Шторы на окне были отдернуты, и в стекло легко барабанил дождь, и комнатный воздух, несмотря на распахнутую форточку, был пропитан густым запахом холодного сигаретного дыма. Наташа снова попыталась сесть, придерживаясь за кроватный бортик. На второй раз у нее это получилось. Она кое-как одернула задравшееся платье и спустила ноги с кровати, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, и боль в голове закружилась, точно кто-то сунул туда ложку и начал ее перемешивать.
