Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»
— Что именно ты слышала?
— Слов я разобрать не могла.
— А ты уверена, что тебе это не снилось?
— Я завязала узел на платке. Вот он.
— А дальше?
— Потом свет погас, послышались глухие рыдания. Звук был ужасно жалобный. Я нисколько не испугалась и даже стала придумывать, что бы сказать, но вдруг все изменилось. По-моему, как раз перед тем, как завыла собака. И эта перемена произошла во мне. Я почувствовала вдруг смертельный страх. Я силилась закричать. Мне хотелось вырваться оттуда, выскочить, убежать в сад. И тут поднялся этот вой. Теперь я уже могла двигаться, но меня охватила паника. У меня достало ума сообразить, что, если я выскочу, я рискую потерять голову и свалюсь со скалы. Вот я и уцепилась за кровать.
Я ничего не ответил. Скверная история. Закипел чайник, и я заварил чай. Мы пили его молча, оба были без сил.
— Тебе надо уезжать, — сказал я.
Но Памела заговорила упрямо и решительно.
— Нет, Родди. Мы наконец что-то нащупали. Если мы сейчас не сдадимся, мы доберемся до правды.
— И добираясь, сойдем с ума?
— Больше я не буду ночевать в этой комнате и никому не позволю.
— Скоро нам придется спать на крыльце, — сказал я горько и спросил: — Ты действительно хочешь остаться?
— Конечно.
— А как насчет Лиззи?
— Я думаю, без меня она не уедет, а если уедет, будем готовить себе сами.
— Значит, ты решила докопаться до разгадки?
— Да, Родди! А ты?
— Ну и я, естественно.
— Уверена, что призраков два, — сказала Памела.
— Прекрасно, — согласился я. — Будем действовать, исходя из этой гипотезы. Тогда перед нами встает новый вопрос, который надо разрешить. Кто эти два привидения и почему им нет покоя? Что им нужно?
— Одна из них — Мери, — устало сказала Памела. — Это Мери вздыхает, всхлипывает, переживает какое-то ужасное горе в мастерской, в страхе смотрит с площадки лестницы. Утешает свою дочь и зажигает ей свет в детской. И есть еще одно привидение — кошмарное, безжалостное, холодное.
— Я думаю, теперь ты сможешь заснуть, — сказал я, вставая.
— Да, меня уже тянет в сон, я ужасно устала.
— Пошли. Остается надеяться, что какой-то свет прольет мисс Холлоуэй. Она не могла не слышать, что в «Утесе» завелись привидения, и, конечно, думала об этом. Наверно, она многое сможет объяснить.
— Наверно, сможет, — отозвалась Памела. — Но чему-то мне кажется, не захочет.
Теперь на лестнице снова все было спокойно. Мы легли спать.
Глава XI
МИСС ХОЛЛОУЭЙ
Мисс Холлоуэй прислала короткую записку, что ждет нас в пятницу, в шесть часов. Я сразу же договорился по телефону с Милроем, что около трех буду у него в театре со своей пьесой. Он жаждал поскорее ее услышать. И как бы я радовался этому в другое время! Но, увы, моя работа и даже эта пьеса, столь роковым образом отгородившая меня от всех внешних впечатлений, больше меня не занимали. Рецензии и небольшие статейки — вот все, на что я был сейчас способен.
Ночи сделались невыносимыми. В доме, будто в загробном царстве, гулко раздавались вздохи. Мне даже казалось, что это лишь вибрация воздуха, ухом их трудно было уловить, во всяком случае, Лиззи, к счастью, их, по-видимому, не слышала. Памела же утверждала, что стоны — человеческие. От усталости она уже теряла способность воспринимать происходящее разумно. В ночь на воскресенье, а затем в ночь с понедельника на вторник мы с ней почти не ложились присматривались и приглядывались. Мы перестали доверять своим чувствам, сердца наши замирали от любой игры теней, а всплески волн или вой ветра представлялись нам потусторонними рыданиями.
Пес не вернулся. Я позвонил Скотту, и доктор сказал что Бобби наверно, объявится у него. А немного спустя он сообщил, что его приятель обнаружил щенка в какой-то лавке, где Бобби приютили, приняв за бродячую собаку.
— Он в плохом состоянии, — с некоторой укоризной сказал Скотт, — страшно возбужден, нервы ни к черту.
Я ответил, что из-за своих расшатанных нервов Бобби переполошил всех среди ночи, но почему пес так разволновался, не объяснил. Конечно, по отношению к собаке это было несправедливо, но я уж взял грех на душу.
В среду Памела получила письмо от Стеллы и очень расстроилась. Кое-что она прочла мне. На бумаге Стелла была гораздо откровеннее, чем в разговорах с нами.
«Я сказала деду, что не поеду за границу. Разве я могу уехать, когда вижу, как плохо он себя чувствует? Однако не стану притворяться — это не главная причина. Не хочу кривить душой. Между тем он прав — из-за моего упрямства ему становится все хуже. Но поймите меня, Памела, — я не могу уехать! Всю жизнь я так тосковала по матери! Вы даже представить себе не можете, как явственно я ощущала иногда по ночам, что она ко мне приходит. Но до сих пор мне это только снилось. А вот в детской она действительно была со мной. Будь я поэтом, я смогла бы передать словами это несказанное блаженство. Я чувствую, что она тоже одинока и так же томится по мне, как я по ней. Поэтому разрешите мне побывать у вас еще! Памела, милая, пожалуйста, уговорите Родерика и напишите мне, что я могу к вам приехать! Вы же мой друг Вы не захотите разбить мне сердце».
Памела отложила письмо и сказала дрогнувшим голосом:
— Видно, она уже не в силах владеть собой.
Письмо меня растрогало, но я не собирался сдаваться. Я читал и перечитывал слова грустной песенки, которую Стелла переписала и приложила к письму.
«И пусть назло жестокой судьбе
Любовь и счастье придут к тебе»
— Мы поможем Стелле только в одном случае, — сказал я, — если избавим дом от наваждения, откуда бы оно ни исходило. Напиши ей, что мы делаем все, что можем.
Памела села за письмо, повторила в нем мои прежние доводы, которые я приводил Стелле, написала о предстоящей встрече с мисс Холлоуэй и обещала, что мы сделаем все, от нас зависящее. Кроме того, она написала, что, как ни грустно нам расставаться с ней, мы оба считаем самым разумным для нее послушаться деда и уехать за границу.
— Трусливое, малодушное письмо, — объявила Памела, запечатывая конверт. — Мы ее предаем!
За последние дни Памела осунулась. Лиззи, подавая нам завтрак, перевела взгляд с нее на меня и покачала головой:
— Боже милостивый! Да вы сами-то, ни дать ни взять, привидения, встретишь в темноте — испугаешься. Послушайтесь меня, возьмитесь за ум да поскорее уносите отсюда ноги, а не то, смотрите, уж и на это сил не останется! Самое-то плохое, что без холодильника я как без рук — не могу состряпать вам ничего вкусного. Но не заводить же холодильник, раз вы все не решите, остаетесь здесь или нет. Хотела вот приготовить вам кофейный крем, да разве без холодильника его сделаешь? Ничего не выйдет.
