Татьяна Корсакова - Проклятый дар
– Материальное их воплощение, я так думаю. – Ставр встал спиной к огню, задумчиво поскреб щетинистый подбородок. – Это те, что еще не успели уйти, или те, у которых в этом мире остались дела.
– Какие дела? – Матвей сунул в рот сигарету, но так и не закурил.
– Курить хочешь? – понимающе усмехнулся Ставр. – Давай на кухню выйдем, там перекуришь. За нее не переживай, – он кивнул на Алену, – она особенная, они ее не обидят.
Оказавшись на кухне, Матвей первым делом потянулся за бутылкой с недопитым коньяком.
– Будешь? – он вопросительно посмотрел на Ставра.
– Завязал, братишка. – Хозяин пожал могучими плечами, притулился поясницей к подоконнику.
– А я, пожалуй, хлебну. – Матвей налил полную рюмку, не закусывая, выпил и с наслаждением закурил. – Ну, может, расскажешь теперь, в какую хрень ты меня втянул?
Теперь, после того что он видел собственными глазами, слышал собственными ушами и чувствовал спинным мозгом, нельзя просто так забрать деньги, ударить по рукам и распрощаться. Теперь он должен наверняка знать, кто такой Ставр и зачем ему понадобилась Алена.
– Скажу. – Ставр всмотрелся в черноту за окном, удовлетворенно кивнул. – Сам хотел тебя просить, братишка, чтобы выслушал.
– Не нужно меня просить. – Коньяк горячим комом упал на дно желудка, да так там и остался, не спешил растекаться по жилам благословенным теплом. Надо, видно, протопить дом основательно, одним камином проблему, похоже, не решить. – Рассказывай. Только теперь уже все.
– Я издалека начну. – Ставр кивнул.
– Ты, главное, начни, а то, знаешь ли, неприятно слышать голоса и палить неведомо в кого. Проясни ситуацию с этими… бабочками.
– Душами, – поправил Ставр. – Тут кладбище, тут их много. Девочка их чувствует, а они – ее, вот и летят пообщаться.
– Летят пообщаться, – повторил Матвей. – Это ты сейчас намекаешь, что Алена – медиум? Ясновидящая?
– Вроде того.
– Хорошо, с кладбищем понятно, а с психушкой что? Их же там тоже полным-полно.
– А ты историю своего города хорошо знаешь? – вдруг спросил Ставр.
– Это не мой город, – огрызнулся Матвей. – Я сюда из другого города приперся, если ты вдруг забыл.
– Прости, братишка. И в самом деле, забыл. Психушка тоже на месте кладбища построена, старого еврейского кладбища. Когда в пятидесятых котлован под больничку рыли, знаешь, сколько человеческих костей понаходили?! Вот они и мечутся, потревоженные. Знаешь, братишка, это очень плохо, что девочка именно в этой больничке оказалась, у нее и так с головой беда, а тут еще они… – Ставр сделал неопределенный жест рукой. – Они к ней, а она не понимает ничего, пугается. Плохо…
– А раньше она как жила с этими своими экстрасенсорными способностями? Я так понимаю, прежде у нее над головой мотыльки не порхали! – с непонятной злостью спросил Матвей. Ох, чуяло его сердце, отрабатывать деньги теперь придется по полной программе. Не просто так Ставр завел этот разговор.
– Скрытые таланты, – усмехнулся собеседник. – До поры до времени дремали, а потом бац – и проснулись!
– И где случился этот «бац»? Уж не на болоте ли? – Матвей нахмурился, в подробностях вспоминая рассказ Петровича. – Слушай, братишка, а не ты ли, случайно, тот пропавший мужик, который на болото ушел и не вернулся?
– Люблю сообразительных ребят! – Ставр расплылся в широкой улыбке. – Не зря я на тебя ставку сделал, не прогадал.
– Ну это как сказать. – Матвей загасил до фильтра выгоревшую сигарету. – Прогадал или не прогадал, я тебе скажу, когда ты мне расскажешь, что там на болоте такое приключилось.
– Расскажу. Затем и пришел. – Ставр жадно втянул ноздрями сигаретный дым.
– Курить хочешь? – спросил Матвей, подталкивая к нему пачку.
– Завязал, братишка. – Ставр развел руками. – Со всеми земными радостями завязал. Скука смертная!
– Хорошо тебе, а я вот, наоборот, развязался. Ну так что там, на болоте? Кстати, что ты там делал?
– Что делал? – Ставр обвел кухню задумчивым взглядом. – Работал. Работа у меня, понимаешь, такая.
– Какая?
– Старательская.
– Копатель, значит?
– Я бы даже сказал, черный копатель. Потому как все нелегально, без бумажек.
– И много накопал?
– В тот раз немного, пару наградных крестов, автомат, часы наградные. Даже, прикинь, неразорвавшуюся гранату.
– Круто, – без особого восторга сказал Матвей. – А Алена тут при чем?
– Я сказал, неразорвавшуюся? – Ставр вдруг сощурился. – Соврал! Разорвалась граната. Прямо у меня в руках. – Он растерянно посмотрел на свои широкие, короткопалые ладони. – Прикидываешь, братишка, я же стреляный воробей, я про эти чертовы железки все знаю, а тут вот облажался…
– Ранило? – спросил Матвей без особого, впрочем, сочувствия. Если и ранило, то не сильно. Вон он какой здоровенный!
– Хуже, братишка. – Ставр отклеился от подоконника, подошел почти вплотную. – Убило…
Ася. 1943 год
К деревне Ася вышла только к вечеру. Время на болоте иногда текло как-то по-особенному. Это еще батя подметил. Рассказывал, бывало, кажется, что всего пару часов провел, а как выберешься, так и выходит, что уже весь день позади. Вот и с ней сегодня так же. Вроде бы шла привычной дорогой, не останавливалась, не блуждала, а гляди ж ты – темень на дворе.
Короткая дорога к деревне вела через поселковое кладбище, но Ася предпочла зайти с другой стороны. Теперь, когда мертвые знали, кто она такая, жить стало тяжелее. Они все время ее о чем-то просили. Чаще всего просьбы эти были простыми, почти земными, но как ей, с ее и без того дурной славой ведьмы, передать живым послания с того света?! Кто ей поверит? А если даже и поверит, то не станет ли это последней каплей, окончательным доказательством Асиной ненормальности? Нет уж, лучше сделать крюк, но обойти погост стороной. Особенно сегодня, когда Морочь едва не выпила из нее все силы.
В деревне царила мертвая тишина. Это раньше, в мирные времена, до середины ночи на улице были слышны веселые голоса и громкие звуки гармошки, но сейчас все изменилось, селяне старались лишний раз не высовываться со своих дворов, спать ложились рано, гасили в хатах свет, словно верили, что без света фашистские нелюди их не найдут…
Неладное Ася почуяла, едва вошла во двор, точно с головой окунулась в стылое облако затаившейся опасности. Свет в окне не горел, и это было странно. Мама не ложилась спать до Асиного возвращения, и свечу не гасила, всегда оставляла на окошке. Свет от этой свечи грел выстуженную Асину душу, ненадолго возвращал в беззаботное детство, туда, где не было войны, где папа был самым лучшим лесником района, а мама – первой красавицей и хохотушкой. Сейчас свеча не горела…
