Демон движения - Грабинский Стефан

Сегодня утром 25 ноября на месте катастрофы, которая случилась 10 дней назад, появились вагоны пассажирского поезда № 20, отсутствие которых было отмечено в день аварии. Примечательно, что вагоны появились на линии не как единый поезд, а отдельными группами из одного, двух или трех вагонов, точно соответствуя пустым промежуткам, обнаруженным 15-го числа. Перед первым вагоном, на расстоянии, соответствующем длине тендера, появился полностью укомплектованный паровоз.

- 210 -

Пораженные этим неожиданным появлением железнодорожники поначалу не осмеливались приблизиться к вагонам, полагая их призраками или нездоровыми порождениями сознания. Однако в конце концов, поскольку вагоны не исчезали, они набрались смелости и зашли внутрь.

Здесь их глазами представилась жуткая картина. В одном из купе они нашли останки тринадцати человек, которые лежали или сидели на скамейках. Причина смерти до сих пор не установлена. Тела несчастных не имеют никаких внешних или внутренних повреждений, нет также ни малейших следов удушья или отравления. Смерть жертв, вероятно, останется неразрешимой загадкой.

Из тринадцати человек, погибших столь таинственным образом, на текущий момент удалось установить личности шестерых: брата Юзефа Зигвульського из ордена кармелитов, автора нескольких серьезных мистических трактатов; проф. Ришпанса, знаменитого психолога; инженера Знеславского, выдающегося изобретателя, машиниста поезда Ствоша и двух кондукторов. Имена остальных лиц пока неизвестны...

Известие о таинственном случае молниеносно облетело всю страну, повсюду производя потрясающее впечатление.

В прессе уже появились многочисленные, иногда подробные объяснения и комментарии. Отдельные голоса называют определение этого происшествия как «железнодорожная катастрофа» фальшивым и наивным. Общество психологических исследований якобы уже планирует ряд лекций, с которыми в ближайшие дни выступят несколько выдающихся психологов и психиатров.

Произошло событие, которое, вероятно, на долгие годы вознесется над наукой, указывая ей новые, неведомые доселе горизонты...»

Брат Юзеф закончил и уже угасающим голосом обратился к товарищам:

— Братья! Миг расставания настал. Вот уже расточаются наши формы.

- 211 -

— Мы перешагнули рубеж жизни и смерти, — прозвучал, словно отдаленное эхо, голос профессора, — чтобы вступить в реальность высшего порядка...

Стены вагонов, мглистые, словно испаряющийся туман, начали раздвигаться, растворяться, таять... Отрывались вьющиеся шали крыш, безвозвратно улетали в пространство эфирные сувои платформ, летучие спирали труб, проводов, буферов...

Фигуры путников, воздушные и насквозь прозрачные, меркли, распадались, рвались на лоскуты...

— Прощайте, братья, прощайте!..

Голоса их замирали, угасали, развеивались... пока не стихли где-то в потусторонних межпланетных далях...

ЛОЖНАЯ ТРЕВОГА

Из-под разбитых вагонов извлекли оставшихся жертв: двух тяжелораненых мужчин и женщину, раздавленную насмерть в железных объятиях буферов. Несколько человек из городской амбулатории положили окровавленные тела на госпитальные носилки и отнесли в зал ожидания, чтобы оказать им первую помощь. Оттуда уже доносились стоны, душераздирающие крики боли, иногда слышался протяжный спазматический плач. От первой стрелки сквозь открытое окно были видны белые халаты хирурга и его ассистентов, метавшихся по залу между рядами разложенных на полу носилок. Жатва смерти были богатой и кровавой: пятьдесят жертв...

Бытомский отвел взгляд от перрона и продолжил следить за усилиями служащих и железнодорожников, которые под руководством его коллеги, начальника станции Рудавского, убирали с рельсов остатки разбитого поезда.

Последствия катастрофы ужасали своими необычайными масштабами: из пятнадцати вагонов состава едва уцелели два, остальные были почти полностью уничтожены. Паровоз с тендером, первыми врезавшиеся в хвост товарного, вошли в его последний вагон, будто ящик в письменный стол, и так застыли, сплющенные в чудовищном слиянии. Несколько средних вагонов с выбитыми окнами, без платформ, без колес поднялись на дыбы и сцепились там вверху друг с другом, словно ослепленные, бешено разогнавшие¬

- 213 -

ся скакуны, остановленные на месте руками обезумевших всадников. Один вагон раздавило вдребезги: осталась лишь какая-то беспорядочная куча изрубленных на куски стен, раскромсанных в щепки переборок, скрученных в рулоны платформ; а посреди этого дикого месива из дерева и железа торчали сям и там обрубки трубопроводов, какие-то щербатые, нелепо изогнутые металлические листы, угрожающемрачно вздымались к небу ржавые прутья, доски, сорванные с петель двери со следами застывшей крови, вырванные из купе скамейки, диванчики и кресла, облепленные клочьями человеческой плоти...

Едва ли не весь служебный персонал Бежавы работал над тем, чтобы привести трассу в порядок. От котельной подъехал спасательный паровоз и, направленный на роковую линию, торопливо потянул за собой остатки разбитого поезда. Самая сложная и долгая работа была там, где вагоны, выброшенные за пределы колеи, свалились набок и рухнули на склон насыпи: не оставалось ничего другого, как с помощью рычагов и кирок столкнуть их чуть ниже по склону насыпи и таким образом убрать помеху с полотна. В других местах усердно работали лопаты, сгребая на тележки разбросанные вокруг железки, расколотые в щепки части вагонных стен, валяющиеся на рельсах осколки и куски. Ежесекундно слышался лязг опускающихся цепей, свистки сигнальщиков, подающих команду «Готово» и пронзительный ответ отправляющегося локомотива, нагруженного обломками.

Бытомский, в мрачной задумчивости опершись на вертикальную трубу паровозной гидроколонки, с сигарой в зубах наблюдал за движениями работников. Время от времени, поглубже затянувшись табачным дымом, отрывал руку от столба колонки и, окидывая косым взглядом коллегу, который стоял рядом с ним, многозначительно качал головой.

Однако Рудавский, занятый спасательной операцией, казалось, не замечал жестов своего товарища. Тогда Бытомский улыбался, наполовину грустно, наполовину язвительно, и, возвращаясь к прежней позе, продолжал попыхивать

- 214 -

своей сигарой. Лишь однажды, когда из зала ожидания до них донесся громкий стон одного из несчастных пассажиров, начальник Бежавы беспокойно вздрогнул и невольно посмотрел в сторону коллеги из Тренчина.

— Я предупреждал, — ответил он на этот взгляд, таинственно наклоняясь к уху Рудавского. — Предупреждал несколько раз перед катастрофой, но тогда, коллега, вы меня высмеяли. А теперь разгребаете последствия своей легкомысленности. Не стоило пренебрегать словами бывалого старика из Тренчина.

— Ах, — нетерпеливо отмахнулся Рудавский. — Вы несете глупости, коллега. Чистый случай — и баста! Не верю я в эти ваши сумасбродные расчеты.

— Тем хуже для вас; от упрямства нет лекарства. Так вы не признаете теорию ложных тревог?

— Нисколько, — буркнул тот. — Ложные тревоги, конечно, случаются, и довольно часто, но они являются всего лишь результатом чрезмерной впечатлительности отдельных работников, находящихся в тот момент на службе; нечто вроде излишнего служебного рвения и гиперусердия, когда ухо дергается на каждое шуршание листочка. И ничего больше. Понимаете меня? — выразительно повторил он. — Ничего больше.

Бытомский уже не возражал.

— Эх, — грустно вздохнул он. — Я хотел уберечь вас от этой неприятной истории, но, похоже, суждено было иначе. Никто не избежит того, что ему предназначено.

Начальник Бежавы уже не ответил на эти фаталистические замечания, потому что к нему только что подошел один из обходчиков за дальнейшими инструкциями и полностью поглотил его внимание.

Заканчивался шестой час вечера. Бытомский поднял руку ко лбу и некоторое время всматривался в ласковое сентябрьское солнце, которое, скатившись с небосклона, красным щитом зависло над вокзалом. Пора было возвращаться; станция в Тренчине, которую он оставил под утро на своего заместителя, и так слишком долго оставалась без руководителя. Ожидавший его на боковой колее паровоз,