Ольга Воликова - Городские легенды
Даже теперь когда "бомбила" стал немыслимо богат, он не перестал заниматься извозом. Это занятие оставалось у него в крови, и парень нет, да и разъезжал на своей "копеечке" по соседним улицам в поисках потенциальных клиентов. Делал он это не из-за денег. Нет. Ему скорее не хватало простого общения, к которому он так привык. С официальной работы "бомбила" уволился, а его начальник на прощание, в знак благодарности за хорошее исполнение своих обязанностей, выписал ему небольшую премию.
Во время одной из таких вылазок, когда на улице уже темнело, а горожане спешили после работы домой, парень заметил священника, вероятно католика, стоявшего на краю тротуара, в надежде поймать вечернее такси. Он был облачен в черный костюм, а пальцами левой руки перебирал желтые четки, которые удивительно сияли при свете фар подъехавшей машины. Когда священник открыл дверь автомобиля и заглянул внутрь, у парня перехватило дыхание. Он даже отпустил руль и стал медленно отползать, пока выпуклый подлокотник не уперся ему в подреберье. Лицо пастыря, как две капли воды, походило на физиономию старика, владельца диковинной трости. И если бы "бомбила" не знал, что тот мертв, то, наверняка, отдал бы богу душу прямо там, в своей машине.
– Мне, хотеть ехать аэропорт! Я, встречать мой коллега! – с ужасным акцентом прогнусавил священник. Затем, немного смутившись, произнес: – Почему вы на меня так смотреть? Я очень пльохо сказать по рюсски?
Убедившись, что все в порядке, а человек просто очень похож на умершего старика, парень успокоился.
– Нет проблем, – проговорил он, – сто баксов вас устроит?
– Да, да. Я дать вам такие деньги, но мне надо бистро, самолет, нельзя опоздать! – он плюхнулся на переднее сиденье, прикрыл глаза и принялся, перебирать камни четок, шепча обветренными губами вечернюю молитву.
"До аэропорта не меньше часа езды," – прикинул бомбила, – "учитывая пробки – все полтора. По окружной еще дольше. Самый короткий путь через бульвар, мимо моего дома. Да, это наилучший вариант," – он резко принял влево и, проигнорировав две сплошные линии, развернулся в обратном направлении.
Машина двигалась по бульвару с приличной скоростью, а сильный боковой ветер, прорываясь между домами, временами встряхивал людей, не давая водителю расслабиться, и насладиться свежеуложенным асфальтом. Вскоре показался его дом – старая, облезлая хрущевка. Он с трудом отыскал свои окна. Свет не горел.
"– Где же моя семейка?"– подумал "бомбила". – "Пацан, наверняка, во дворе с друзьями. Жена с дочкой собирались в магазин, на соседнюю улицу".
– Мы можем не успевать! Бистро, бистро! – затараторил вдруг очнувшийся пастырь, – я платить вам двести баксов, только очень торопится!
Эта фраза подействовала на прожженного извозчика – словно красная тряпка на разъяренного быка, и он инстинктивно надавил на педаль акселератора…
И снова лицо. Детское, до умиления родное лицо дочери. Оно увеличивалось, с бешеной скоростью. Их взгляды встретились. Они находились совсем рядом, и далеко. Людей разделяло стекло – прочное стекло автомобиля.
"Все это уже было," – стучало у него в мозгах – "было давно. Это проклятое дежавю".
И темнота… Затем слабый свет… После плачь. Рыдание обезумевшей от горя жены склонившейся над бездыханным маленьким телом. Разбитая машина стояла на обочине, обняв искореженным капотом фонарный столб. "Бомбила" приоткрыл глаза. Его онемевшие ноги сдавило распертым железом.
"– Что с пассажиром?" – пульсировало у него в висках. – "Что с ним?" – парень, с неимоверным усилием, превозмогая адскую боль, повернул голову в сторону соседнего кресла. Рядом никого не оказалось. Только желтые четки, свернувшись гремучей змеей, покоились на промятом сиденье. Они лежали, источая слабое свечение, походя на выложенный магический круг. Затем скрепленные между собой камни замерцали зелеными искрами, и растворились в угасающем сознании человека, расползаясь бледными удаляющимися всполохами.
Эпилог– Эти уроды – большего не заслуживают, – произнес озлобленный санитар, вываливая содержимое половника в очередную алюминиевую миску. Затем, брезгливо стерев тряпкой со стола пролившуюся жидкость, обратился к пожилой коллеге: – На! Неси им это дерьмо.
– Тише! Тише! – негромко зацыкала женщина в нестиранном, белом халате, ставя посуду с пищей на широкий потемневший поднос, – они, же услышат!
– Да, хрен с ними. Они все равно ничего не соображают.
– Э-э-э, не скажи, – заговорщически пролепетала она. Среди них есть всякие. Не все такие, какими кажутся. Здесь кто от тюрьмы косит, а иные от мира отдыхают, – сказала женщина и перекрестилась.
– Как это от мира? – спросил, недоумевая, быковатого вида санитар.
– Одни люди в монастырь идут ну, а те, кто в бога не верит, сюда, в "дом скорби" стремятся.
– А медкомиссия?
– Молодой ты, да глупый. Знаешь, сколько способов, а главное причин сюда попасть существует?!
– А тот хромой? – санитар кивнул на молодого человека, который проковылял через всю столовую и притаился в углу, задумчиво уставившись в одну точку, – с виду вроде нормальный, только угрюмый чересчур.
– Этот бедолага дочку свою на машине сбил, с тех пор умом-то и тронулся. Вообще он смирный. Но бывают минуты, когда на него вдруг что-то находит. То – начинает головой о стены долбиться, а иной раз норовит глаза себе выдавить. Только намедни смирительную рубашку сняли.
– Ну, этот не жилец. Знавал я таких, – смягчившись, вздохнул санитар и повесил половник на край здоровенной кастрюли.
Гари Мио
Дежавю или Портрет Бога в теплых тонах
Грядет кремация души.
Она сгорит, как лист бумажный.
Откроешь библию, однажды;
Глядишь – а там мои стиши.
"Какая разница, откуда я это знаю. Это случилось, и я принимаю случившееся. Правдоподобно оно или нет, обратимо или необратимо, случайно или намеренно – я принимаю это с благодарностью. Вы можете поверить мне на слово или пойти и проверить, хотя не каждый на это решится, и не каждому дано принимать такие решения. Поэтому, лучше послушайте меня и проникнитесь. Не в тридевятом царстве, и не в тридесятом государстве, а в каждом городе, селе, в любом населенном людьми пункте есть такое место, и может быть, не одно. Скептики и Фомы неверующие – занимайте очередь. Есть объяснения для всех вас – научные и не очень. Я, спившийся ученый, даже собственному пятилетнему сыну все смог объяснить. И он понял. Не знаю, какое понятие вы вкладываете в слово "ученый". Я имею в виду человека не только вооруженного знаниями, а умеющего эти знания использовать. Стрельца, целящегося в неизвестность, и палящего в эту неизвестность из обоих стволов. Да что там двух, и трех стволов бы ему не хватило, слишком уж много загадок заготовила нам мать-природа. Скажу без ложной скромности, что этот киллер – я. Хотя часто неведомое становится не только интересным, но и опасным, расчленяя и разбивая твою личность. Вот и приходится бороться, чтобы остаться собой.
