Дин Кунц - Незнакомцы
В опасность физической и психологической зависимости от таблеток он не верил, хотя уже почти исчерпал все свои запасы медикаментов, прописанных доктором Коблецем. Чтобы заполучить новый рецепт, он выдумал целую историю об ограблении своей квартиры, во время которого лекарства якобы исчезли вместе с проигрывателем и телевизором. Порой Доминику становилось мучительно стыдно за эту ложь, но, оглушенный и размягченный очередной порцией пилюль, которые он глотал пригоршнями, он без труда находил для себя оправдания.
О том, что может произойти, если приступы сомнамбулизма возобновятся в январе, когда лекарства иссякнут, он старался не думать.
В десять часов, отчаявшись сосредоточиться на работе, он надел легкий плисовый пиджак и вышел из дома. На улице было прохладно, значит, вплоть до апреля, за исключением отдельных погожих теплых дней, пляжи будут полупустыми, подумалось ему.
Спускаясь на своем «Файерберде» с холмов к центру города, Доминик обратил внимание на то, каким унылым кажется Лагуна-Бич в пасмурную погоду. На мгновение ему пришло в голову, что такое впечатление сложилось у него под воздействием все тех же лекарств, но он прогнал эту неприятную мысль, сосредоточившись на дороге: в таком полусонном состоянии недолго и разбиться.
Почти всю корреспонденцию Доминик получал на почте, где абонировал специальный большой ящик: накануне Рождества тот был почти полон. Доминик сгреб содержимое ящика в охапку и отнес в машину, решив разобрать конверты и пакеты за завтраком.
Популярный многие годы ресторан «Коттедж» располагался на склоне холма с восточной стороны шоссе. Туда-то и направился Доминик в поисках пищи и уединения: в этот час, когда время завтрака уже прошло, а ленча — еще не настало, заведение пустовало. Доминику предложили столик у окна с прекрасным обзором окрестностей, и он заказал яичницу с беконом, гренки и грейпфрутовый сок.
Поглощая яичницу, он одновременно просматривал почту. Помимо журналов и счетов, в ней оказалось и письмо от Леннарта Сейна, литературного агента Доминика в Швеции, занимавшегося, и довольно успешно, продажей прав на перевод его произведений в Скандинавии и Голландии. Прочитав письмо и в очередной раз отметив похвальную расторопность шведа, Доминик взял в руки пухлый пакет от «Рэндом-Хаус». Едва взглянув на адрес издательства, он уже догадался, что внутри пакета. Голова его тотчас просветлела, а сонливость как рукой сняло. Доминик отложил надкусанный ломтик хрустящего хлеба и надорвал пакет — оттуда ему на колени выскользнул только что отпечатанный пробный экземпляр его романа. Ни одному мужчине не дано знать, что испытывает женщина, когда в первый раз берет на руки своего новорожденного младенца, но чувство автора, держащего в руках первую написанную им книгу, с полным правом можно сравнить с восторгом матери, с любовью вглядывающейся в личико своей крошки и ощущающей сквозь пеленки тепло маленького тельца.
Доминик положил книгу рядом с тарелкой и попытался закончить завтрак. Но, лишь заказав кофе, он перестал ежеминутно поглядывать на «Сумерки» и смог продолжить прерванное занятие. Наконец ему попался обычный белый конверт без обратного адреса, надорвав который Доминик обнаружил лист бумаги с двумя напечатанными на машинке строчками. Содержание этого короткого послания заставило его забыть и о кофе, и о свежем экземпляре романа. В записке говорилось следующее:
«Лунатику настоятельно рекомендуется покопаться в своем прошлом, ибо именно там он отыщет ключ к своим проблемам».
Доминик еще раз пробежал текст. Листок бумаги задрожал в его руке, а по спине пополз холодок.
2
Бостон, Массачусетс
Выйдя из такси, Джинджер очутилась перед семиэтажным кирпичным зданием в стиле викторианской готики. Холодный порывистый ветер грозил сбить ее с ног, голые деревья вдоль Ньюбери-стрит тоскливо скрипели и стучали заиндевелыми ветвями, навевая ассоциации с гремящими костями скелетами. Прикрыв лицо рукой, Джинджер прошла в ворота железной ограды и вошла в дом номер 127, примечательный тем, что когда-то в нем была гостиница «Агассиз», вошедшая в анналы истории города. Ныне здесь обосновались состоятельные владельцы кооперативных квартир. Один из них, по имени Пабло Джексон, о котором Джинджер знала только то, что накануне прочитала в статье в газете «Бостон глоб», и был ей нужен.
Из «Стража Залива» она выбралась, воспользовавшись тем, что Джордж уехал в клинику, а Рита отправилась за рождественскими подарками. Ее опасения, что хозяева дома могут не отпустить ее в город одну, были не напрасны: даже служанка Лавиния умоляла Джинджер не делать этого опрометчивого шага, и ей пришлось оставить записку, в которой она указывала, где ее можно будет найти, и извинялась за свой поступок.
Когда Пабло Джексон открыл дверь, Джинджер не без усилия удалось подавить удивление: перед ней стоял совершенно не тот человек, которого она себе представляла, прочитав «Бостон глоб». То, что хозяин квартиры — негр и ему за восемьдесят, не было для нее новостью, но она абсолютно не ожидала увидеть старца весьма преклонного возраста настолько бодрым и полным жизненных сил. Сухощавый, среднего роста, Пабло Джексон держался на ногах твердо и по-военному прямо, а белая сорочка, отутюженные черные брюки и веселая улыбка на открытом лице, с которой он пригласил гостью войти, свидетельствовали о почти юношеском задоре. Его густые жесткие волосы совершенно не поредели, но стали такими ярко-белыми, что, казалось, излучали призрачное сияние, придававшее обладателю редкостной шевелюры некую таинственность. С резвостью тридцатилетнего мужчины хозяин квартиры проводил Джинджер в гостиную.
Здесь ее ждал еще один сюрприз: комната являла собой прямую противоположность как ее представлениям об апартаментах старинных гостиниц вроде «Агассиза», так и об интерьере обители престарелого холостяка, такого, как, к примеру, Пабло Джексон. Стены гостиной были нежного кремового цвета, в тон им была подобрана и обивка вполне современных кресел и дивана, рельефный волнистый узор дорогого, тоже кремового цвета, ковра вносил в обстановку комнаты приятное разнообразие, а яркие — желтая, персиковая, зеленая и голубая — подушечки и две большие, писанные маслом картины, одна из которых принадлежала кисти Пикассо, придавали этому модернистскому декору свет, теплоту, сочность красок и живость.
Устроившись в одном из стоявших возле окна кресел и положив сумочку на разделяющий их столик, Джинджер отказалась от предложенного кофе и сразу перешла к делу.
— Должна вам покаяться, мистер Джексон, — начала она, — что ввела вас в заблуждение, договариваясь с вами о встрече.
