Стивен Кинг - Девочка, которая любила Тома Гордона
– НЕТ! – закричала Триша, нырнув в кабину, не замечая пыльного облака, поднявшегося с сиденья, не замечая тошнотворного запаха сгнившей обивки. – НЕТ! УХОДИ! УХОДИ И ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!
Ей ответил гром. Ответил дождь, барабаня по ржавой крыше. Триша закрыла лицо руками, свернулась калачиком, кашляя и дрожа. И пока не заснула, все ждала, что он влезет в кабину.
Спала Триша крепко и, насколько она могла помнить, без сновидений. А открыла глаза уже ясным днем. Воздух прогрелся, в чистом небе ярко светило солнце, деревья сверкали свежевымытой листвой, трава прибавила в росте, радостно щебетали птички. Листья и ветки сбрасывали последние капли. Когда Триша выглянула через проем из-под лобового стекла, первым делом ее чуть не ослепил солнечный свет, отражающийся от лужи, набравшейся в одной колее. Она прикрыла глаза рукой, прищурилась. Зеленая трава, зеленый лес, синее небо, никаких богов.
Кабина грузовика, пусть и без стекол, уберегла ее от дождя. Лужа натекла на полу, около педалей, промок левый рукав, но не более того. Если она и кашляла во сне, то не очень и сильно, потому что не просыпалась. В горле, правда, першило, заложило нос, но Триша полагала, что все это пройдет, как только она избавится от этой чертовой пыли.
Прошлой ночью он был здесь. Ты его видела.
Но видела ли? Действительно ли видела?
Он пришел за тобой, он хотел тебя забрать. Потом ты забралась в кабину, и он решил оставить тебя в покое. Не понятно почему, но так вот получилось.
А может, и не приходил. Может, ей все почудилось. Такое бывает, когда ты уже не спишь, но окончательно еще проснулся. Мало ли что могло привидеться в полусне, когда над головой гремит гром, небо рассекают молнии, дует ураганный ветер, а дождь льет как из ведра. В такой ситуации чего только не увидишь.
Триша схватила рюкзак за лямку и поползла к водительской дверце, поднимая новые клубы пыли и стараясь не дышать. Вылезла на подножку, спрыгнула за землю, отступила от кабины на шаг (мокрая, покрытая ржавчиной кабина приобрела цвет спелых слив), собралась уже закинуть рюкзак за плечи. Но не закинула. Ярко светило солнце, дождь закончился, она нашла дорогу… но внезапно ее охватило полная безысходность. Словно невероятно тяжелая ноша легла на ее хрупкие плечи. Человеку многое может привидеться, если он внезапно просыпается, а вокруг бушует гроза. Разумеется, может. Но то, что в тот миг открылось ее глазам, подвести под видение не представлялось возможным.
Пока она спала, кто-то очертил широкий круг, взрывая траву, иголки, кусты. В центре этого круга находилась брошенная кабина грузовика. Круг этот она ясно видела перед собой, полоса влажной черной земли, прорезающая зелень травы и кустов. Кусты и молодые деревца, растущие ранее на этой полосе, валялись рядом, вырванные с корнем. Бог Заблудившихся приходил этой ночью и нарисовал вокруг нее круг, как бы говоря: «Держитесь от нее подальше, она – моя, она принадлежит мне».
Первая половина девятого иннинга
Все воскресенье Триша прошагала под жгущими лучами солнца, щедро льющимися на нее с синего неба. Утром мокрые леса исходили паром, к полудню все высохло. Солнце жарило нещадно. Триша все еще радовалась, что нашла дорогу, но куда больше ей хотелось идти под сенью деревьев. Она чувствовала, что у нее опять поднялась температура, усталость с новой силой давила на плечи, превращая каждый шаг в подвиг. Зверь наблюдал за ней, следовал за ней, не показываясь из лесу, и наблюдал. Чувство, что на нее смотрят, не покидало Тришу ни на минуту, потому что зверь никуда от нее не уходил. Оставался в лесу по правую сторону дороги. Пару раз девочке показалось, что она увидела его, но, возможно, она приняла за зверя тень, отбрасываемую ветками. Ей не хотелось его видеть. В вспышке молнии она увидела более чем достаточно. Мех, огромные торчащие уши, массивное туловище.
И глаза. Черные глаза, большие и нечеловеческие. Остекленевшие, но ничего не упускающие. Глаза, которые знали о ее присутствии.
Зверь не уйдет, пока не убедится, что мне отсюда не выбраться, в отчаянии думала Триша. Он этого не допустит. Он не позволит мне выбраться отсюда.
Уже после полудня она заметила, что лужи в колеях быстро высыхают, и пополнила запас воды. Воду она фильтровала через материю бейсболки. Выливала сначала в капюшон, а уж потом в пластиковые бутылки. Вода все равно оставалась мутновато-грязной, но Триша уже не придавала этому значения. Если б лесная вода могла убить ее, она умерла бы в тот день, когда ее вырвало и пронесло. Гораздо больше ее волновало отсутствие еды. Наполнив бутылки, она подъела все свои запасы, оставив несколько орешков и ягод. Так что утром, подумала Триша, придется отскребать от дна рюкзака раздавленные ягоды, как когда-то, давным-давно, она отскребала крошки картофельных чипсов. Конечно, она могла найти что-то съедобное по пути, но не очень-то на это рассчитывала.
Дорога все вилась между деревьями, иногда колеи практически сравнивались с землей, иногда, наоборот, глубоко в нее вдавливались. Кое-где на полосе между колеями росли невысокие кустики. Триша подумала, что это черника. Выглядели они точно так же, как и те кустики, с которых она и мамик во время прогулок по игрушечным лесам Сэнфорда собирали полные корзинки сладких, сочных ягод. Но черника созревала только через месяц. Видела Триша и грибы, но не решилась их есть. Мать ничего о грибах не говорила, не изучали они грибы и в школе. В школе ей рассказывали об орехах и о том, что нельзя садиться в автомобиль к незнакомым мужчинам (потому что некоторые незнакомцы могли оказаться психами), но не о грибах. Она только знала, что, съев ядовитый гриб, человек не просто умирает, а умирает в страшных мучениях. Впрочем, она не приносила большую жертву, отказываясь от грибов. Аппетита у нее не было, вновь разболелось горло.
Около четырех часов дня Триша споткнулась о сук, упала на бок, попыталась встать и не смогла. Ноги дрожали, стали ватными, не хотели держать тело. Она сняла рюкзак (ужасно много времени ушло на то, чтобы выпутаться из лямок). Съела последние два или три буковых орешка, едва не подавившись последним. Но вступила в борьбу с приступом тошноты и победила, вытянув, как могла, шею и дважды сглотнув. А чтобы орешки точно остались в желудке (хотя бы на время), запила их глотком теплой, мутной воды.
– Время «Ред сокс», – пробормотала Триша и вытащила из рюкзака «Уокмен». Она сомневалась, что сможет поймать репортаж с матча, но попытка – не пытка. На Западном побережье час пополудни, то есть игра только началась. А день точно игровой.
В диапазоне FM она не поймала ничего, даже музыки. На AM сразу наткнулась на человека, тараторящего на французском (он еще похохатывал чуть ли не после каждой фразы). Наконец, на волне 1600, у самой границы диапазона, ей улыбнулось счастье: из наушников донесся слабый, но достаточно внятный голос Джо Кастильоне.
