Кладбище домашних животных - Кинг Стивен

Луис поковырял цыпленка и выпил немного пива. Джуд молча потягивал из своей бутылки.

Их блюда унесли почти нетронутыми, и Луис при помощи необъяснимого, только что проснувшегося чутья уловил, как официантка, пухлая девица с простым лицом, думает, стоит ли осведомиться у клиентов, все ли в порядке, а потом, посмотрев на заплаканное лицо Рэчел, решает, что, пожалуй, не стоит. За кофе Рэчел произнесла нечто неожиданное и шокировавшее всех, особенно Луиса, которого от пива повело ко сну.

— Я хочу отдать его вещи армии спасения.

— Да? — через какое-то время спросил Стив.

—  Да, — ответила она. — От них еще может быть польза. Все его джемперы... штаны... рубашки... Может, кто-то будет рад получить их. Они еще почти новые. Конечно, кроме тех, что были на нем. Те... порвались.

Последние слова потонули в гробовом молчании. Она попыталась отхлебнуть кофе, но ничего не вышло, и, уткнув лицо в ладони, она разрыдалась.

Это был тяжелый момент. Казалось, все взгляды обратились на улицу. Он все с тем же обостренным чутьем уловил, что все чего-то ждут от него. Даже официантка, кажется, глядела на него из-за соседнего столика, где расставляла приборы. Луис понял: они хотели, чтобы он успокоил свою жену.

Он не мог этого сделать. Он хотел. Он знал, что-то обязан что-то предпринять. Но не мог. Ему мешал кот. Кот. Внезапная мысль, без причины и смысла. Проклятый кот. Черч с его задушенными мышами и птицами. Луис, когда находил их, выбрасывал прочь, без комментариев и почти безропотно. Он ведь «купил» их. Но... «купить» ЭТО?

Он видел свои пальцы. Луис видел свои пальцы, цеплявшиеся за край курточки Гэджа.

Он смотрел в чашку, а жена его плакала рядом, никто ее так и не успокоил.

Через какое-то время — может быть, несколько минут, хотя всем им показалось, что прошла вечность, — Стив протянул руку и бережно обнял Рэчел. Взгляд его, устремленный на Луиса, был сердитым. Луис поглядел на Джуда, ища поддержки, но тот сидел, потупясь, словно в смущении. Помощи ждать было неоткуда.

37

— Я знал, что что-нибудь вроде этого случится, — сказал Ирвин Голдмэн. С этого все и началось. — Я знал это, еще когда вы только поженились. Я сказал ей, что ее ждут все возможные беды и еще большие. И вот смотри. Смотри, что получилось.

Луис медленно оглядел своего тестя, неожиданно возникшего перед ним, как чертик из коробочки, а потом оглянулся, надеясь увидеть Рэчел возле книги на подставке, но Рэчел там не было.

Дневная церемония была менее многолюдной, и уже через полчаса Луис опустился на стул, почти ничего не соображая. Он устал и хочел спать. Частично виной тому было пиво, но сознание его было готово отключиться. Может быть, поспав десять-двенадцать часов, он смог бы хоть немного успокоить Рэчел.

Голова его свесилась так, что он видел только свои руки, бессильно повисшие между колен. Сзади гудели еле слышные голоса. Он был рад отсутствию Дори и Ирвина, когда они возвращались с обеда, но радость омрачалась сознанием того, что они рано или поздно вернутся.

— Где Рэчел? — спросил теперь Луис.

— С матерью. Где она и должна быть, — сказал Голдмэн с очевидным торжеством. В его дыхании чувствовался запах виски, причем очень сильный. Он стоял перед Луисом, словно прокурор перед человеком, вину которого он устанавливает.

— Что вы ей сказали? — спросил Луис с нарастающей тревогой. Он знал, что сказал Голдмэн. Это читалось на его лице.

— Ничего, кроме правды. Я сказал, что это все из-за того, что она вышла замуж против родительской воли. Я сказал...

— Вы ей это сказали? — переспросил Луис недоверчиво. — Нет, вы не могли ей такого сказать!

— Сказал и больше, — продолжал Ирвин Голдмэн. — Я всегда знал, что кончится этим или чем-то вроде этого. Я знал, что ты за тип, еще когда увидел тебя в первый раз, — он подался вперед, дыша перегаром. — Я нижу тебя насквозь, доктор хренов. Ты втравил ее в этот идиотский брак, а потом превратил в кухарку и позволил ее сыну бегать по дороге, как... как щенку.

Большинство сказанного прошло мимо сознания Луиса. Он все еще думал, как этот старый дурень мог сказать Рэчел...

 — Вы сказали ей это? — повторил он опять. — Сказали это?

— Я надеюсь, ты окажешься в аду, — сказал Голдмэн, тряся головой в такт словам. Слезы заструились из его глаз, налитых кровью. Лысина отсвечивала под тусклым светом ламп. — Ты превратил мою чудную дочь в грязную кухарку... разбил ее сердце... и позволил моему внуку умереть в грязи на дороге.

Его голос перешел в истерический крик.

— Где ты был? Не мог оторвать задницу от стула, когда он бегал по дороге? Думал о своих вонючих статейках? Что ты делал, дерьмо? Убийца детей! Уби...

Они стояли там. Они стояли в конце Восточного зала. Они стояли там, и Луис видел, как медленно поднимается сто рука. Он видел, как рукав белой рубашки вытягивается из рукава костюма. Он видел мягкий блеск запонки. Рэчел подарила ему пару на третью годовщину свадьбы, не думая, что когда-нибудь он наденет их на похороны их сына. Его кисть медленно сжалась в кулак, и столкнулась со ртом Голдмэна. Он почувствовал, как губы старика сплющились. Это было скверное ощущение. И не было никакого удовлетворения. За губами тестя он видел его непреклонно сжатые протезы.

Голдмэн неуклюже отступил. Рука его коснулась гроба Гэджа, оттолкнув его. Одна из ваз, переполненных цветами, с грохотом разбилась. Кто-то закричал.

Это была Рэчел, ворвавшаяся с матерью. Дори пыталась удержать ее. Все, кто находились в зале, — человек десять-пятнадцать — застыли, скованные страхом и замешательством. Стив увел Джуда с собой в Ладлоу, и теперь Луис был благодарен ему за это. Он не хотел, чтобы Джуд наблюдал эту сцену.

— Не трогай его! — кричала Рэчел. — Луис, не трогай моего отца!

— Тебе нравится бить стариков? — завопил Ирвин Голдмэн. Он усмехался окровавленным ртом. — Тебе нравится бить стариков? Это на тебя похоже, ублюдок. Я совсем не удивлен.

Луис повернулся к нему, и тогда Голдмэн ударил его поддых. Это был неуклюжий, несильный удар, но Луис не ожидал его. Парализующая боль поднялась в груди. Голова мотнулась назад, и он упал на колено посреди зала.

«Сперва цветы, теперь я, — подумал он. — Как там пели «Рамонес»? «Хей-хо, а ну пошли!» Ему показалось, что он смеется, но вместо этого из груди вырвался только слабый хрип.

Рэчел опять закричала.

Ирвин Голдмэн, изо рта которого капала кровь, наступал на своего зятя, пиная его ногой. Боль все нарастала. Луис схватился руками за ковровую дорожку.

— Ты не справишься даже со стариком, сынок! — кричал Голдмэн в возбуждении. Он снова пнул Луиса, целя по почкам, но промахнулся и попал в левую ягодицу. Луис скорчился от боли и, наконец, свалился на ковер. Подбородок его ударился об пол, и он больно прикусил язык.

— Вот! — кричал Голдмэн. — Вот таким пинком мне надо было проводить тебя, когда ты первый раз приперся в наш дом, ублюдок! Вот так! — он снова пнул Луиса в задницу, на этот раз попав по другой ягодице. Он плакал и смеялся одновременно. Луис в первый раз видел, что Голдмэн был небрит — знак траура. К ним подбежал директор. Рэчел освободилась от матери и тоже устремилась к ним, крича.

Луис неуклюже перевернулся на бок и сел. Тесть еще раз попытался пнуть его, и тогда Луис схватил его за ногу обеими руками — прочно, словно футбольный мяч, — и изо всех сил толкнул назад.

Голдмэн полетел на пол, размахивая руками, чтобы удержаться. Ненароком он задел гроб Гэджа «Вечный покой», изготовленный в городе Сторивилле, штат Огайо, и стоивший недешево.

«Оз Великий и Узасный спустился на гроб моего сына», — подумал Луис почему-то. Гроб свалился с подставки с оглушительным грохотом. Сперва упал левый край, потом правый. Замок открылся. Даже сквозь крики Рэчел, даже сквозь вопли Голдмэна, который ревел как осел в детской игре, Луис услышал, как открылся замок.

Гроб на самом деле не открылся, и останки Гэджа не вывалились на пол, но Луис был очень удивлен тем, как гроб упал — не набок, а прямо на дно. Он должен был упасть по-другому. Кроме того, с такого близкого расстояния он разглядел в образовавшейся щели серое пятно — костюм, купленный специально для похорон. И что-то розовое, может быть, руку.