Юрий Салов - Люди и портреты (СИ)
Они были в костюмах своего времени, в красно-черных кафтанах, красных сапогах, в меховых шапках. Но у каждого из них вместо головы на плечах был череп, обтянутый пергаментной кожей. В их движениях было что-то звериное, собачье, но в виртуозно нарисованных фигурах и костюмах — человеческое. Общий же фон, как отдельных частностей, так и всей среды, был тусклым, грязно-желтым. Эта странная смесь жизни и смерти, представляла такое гармоническое созвучие, что картина произвела на Павла потрясающее впечатление.
— А кто это? — спросил он.
— Картина называется «Борис и Глеб». Я начала ее писать около полугода назад, затем забросила и наконец нашла в себе силы закончить. Ты шокирован? Твоя немая критика в высшей степени удовлетворяет меня.
— Борис и Глеб те самые?
— Да. Русские князья.
— Я нахожу эту картину по меньшей мере странной! — промолвил Павел.
Татьяна улыбнулась.
— Скажи лучше — тошнотворной, отвратительной! Одним словом, андеграунд.
Потом она вдруг сделалась серьезной:
— Поверь мне, Паша, мне стоило неслыханных мучений дописать эту картину. Ты спросишь — почему черепа? Просто с убийства этих двоих и началась кровавая междоусобица на Руси.
— Рабочий день, я вижу, у тебя закончен. На взморье не хочешь съездить? — спросил Павел.
— Да, я уже практически закончила. — отозвалась Татьяна. — Так, палатка — в гараже. Кстати, не забудь бар опустошить.
Они выбрались на тихое, уединенное место. Вечернее солнце еще грело. Павел быстро и ловко установил палатку, а Татьяна накрыла импровизированный стол.
— Ты не представляешь, Паша, как радуется художник, когда его замысел воплощается в жизнь! — Она чмокнула его в щеку и протянула бутылку шампанского, которую он с шумом открыл и разлил в фужеры.
— За что пьем? — с улыбкой спросил Тумасов.
— За наши успехи! — она звонко чокнулась и быстро выпила.
Уже потом, когда они гуляли неподалеку от санаториев, по аллеям среди посаженных чахлых сосенок, Татьяна нежно прижалась к нему. Павел остановился и обнял ее:
— Не могу поверить, что все так сложилось.
— Многие об этом просили, тебе повезло.
— Ты останешься здесь или все же поедешь в Ленкорань?
— Я останусь до конца.
С моря подул сильный ветер, зашумели сосны. Быстро набежали плотные облака.
— Кажется, скоро дождь начнется. — заметила Татьяна. — Наверное, пора домой.
Они вернулись около десяти. Насчет ужина можно было не беспокоиться — Эрик приволок с базара всякой всячины. Татьяна вернулась из кухни, и Павел вообще забыл обо всех этих разносолах. Он вообще перестал соображать, где находится. Татьяна принесла с собой все запахи соснового леса. И они вновь и вновь погружались в глубину древнего, никому не ведомого до них ритма сплетенных тел…
— Нет, я так не могу. — уселся на кровать Павел. — Из-за того, что твой брат находится в соседнем крыле, мне все время кажется, что нас трое.
— Какие глупости! — отмахнулась Татьяна. — Знал бы ты, как Эрик устает за смену. Он приезжает домой и с порога заваливается спать. А потом — новая смена или срочный вызов. И так день за днем. Выбрось это из головы.
Она обняла его и они продолжили заниматься сложной любовной игрой под шум расбушевавшегося ливня, когда капли с неистовством били в стекло. В какой-то момент Павел поднял голову и увидел, как на оконном стекле прозрачные капли дождя сменяются другими, более тяжелыми, темно-красными, набухшими… медленно стекающими вниз, оставляющими багровые разводы… Но через некоторое время, присмотревшись, он понял, что это всего лишь причудливая игра лунного света и тени…
…Павел проснулся внезапно, что-то разбудило его. Дождь кончился и вокруг была полная тишина, прерываемая шуршащими по ветру листьями. Татьяна мирно спала. Павел скинул ее руку с себя и тихо направился в ванную.
Проходя по коридору, он посмотрел в узкое окно, выходившее во двор. Двери гаража были открыты, и на ярко освещенной закрепленным над гаражом фонарем забетонированной площадке стоял джип. Рядом находился Эрик. Свет фонаря не полностью высвечивал его мощную фигуру, он стоял в полутьме. Он смотрел вверх, в окна второго этажа, на Павла.
Тумасов почувствовал, что их взгляды встретились.
Он отвернулся и скрылся за дверью.
Выходя из ванной, он снова бросил взгляд вниз, в окно. Ни Эрика, ни машины уже не было.
Павел завалился в постель и уснул глубоким сном. Во сне он пытался что-то вспомнить, но никак не мог.
Глава двадцать шестая
Он открыл глаза, когда июньское утро было в самом разгаре. Ярко светило солнце. Еще чувствовалась утренняя свежесть, но жара наступала быстро и необратимо. Павел взглянул на часы. Без десяти десять. «Ничего себе, продрых», подумал он, потягиваясь.
Татьяны рядом не было. Дверь в мастерскую и гараж был закрыты. Павел совершил легкую утреннюю пробежку, выпил кофе, и только тогда увидел Татьяну, появившуюся откуда-то со стороны дома, принадлежащей брату.
— А где Эрик?
— Уехал рано утром. Его сегодня не будет.
— Какие планы на сегодня?
— Да никаких.
— Я только съезжу в город и вернусь.
— Я может быть, тоже. Так что если вдруг приедешь и меня не будет, не удивляйся.
— А ты на чем поедешь?
— На автобусе.
— По такой жаре километр с лишним пешком до остановки тяжеловато… — протянул Павел. — может тебя лучше подвезти?
— Не надо, справлюсь. Езжай. — улыбнулась Татьяна.
Тумасов сел в «БМВ» и машинально сунул руку в бардачок. Пистолета не оказалось.
Павел провел рукой под сидением — пистолета не было.
Куда же он делся?
Он включил рацию, лежавшую рядом, на пассажирском сидении.
Тишина. Рация была испорчена.
Не подавая виду, он завел мотор и помчался в город.
Неподалеку от дома, в застроенном старыми домами квартале Павел вскоре нашел подходящее место. С улицы, густо обсаженной деревьями, он свернул в тупичок, словно специально прикрытый от посторонних глаз раскидистыми каштанами. Напротив находились какие-то складские помещения.
Он тщательно осмотрел машину — никаких следов подаренного Хамидом «ТТ».
Дома Павел сразу принял душ и из-за изнуряющей жары переоделся в классические футбольные шорты, открывающие мощные ляжки, и застиранную футболку. Пройдя на кухню, он заварил ароматный чай.
«А все-таки зря они пистолет украли. — думал Павел, маленькими глотками потребляя обжигающую жидкость. — Тем самым, они выдали себя, признав, что есть что-то такое, чего они опасаются».
Вскоре раздался звонок.
