Лиза Смит - Могущество
— Фэй, послушай меня! — почти заорала Кэсси. — Ты сидишь тут, как полная дура…
— О, она еще, оказывается, взрослые слова знает!
— …а вокруг творятся страшные вещи! По-настоящему страшные. Он будет убивать, и только. В нем больше нет ничего, только ненависть и желание убивать. Я знаю, я это в нем чувствую. А тебя он берет с собой просто так — для балласта.
Глаза Фэй сузились до щелок. Она слегка погрустнела.
— Фэй, мы знакомы не первый день, и поверь, много раз я едва сдерживалась, чтобы не задушить тебя. Но никогда, никогда не могла я себе представить, что ты станешь чьей-то стенографисткой. Ты всегда сама принимала решения и никогда никому не лизала задницу. Помнишь, ты меня как-то спросила, какой я вижу свою эпитафию на могиле. «Здесь погребена Кэсси. Вечная память… доброй девушке»? И что, ты хочешь, чтобы на твоей могиле написали: «Здесь погребена Фэй. Вечная память профессиональной секретарше»?
Одна рука Фэй с длинными ногтями, но уже не алыми, а сиреневыми, вцепилась в туалетный столик. Черногривая стиснула зубы и мрачно уставилась на отраженные в зеркале золотые глаза.
Кэсси воодушевлялась:
— Когда я раньше смотрела на тебя, я видела львицу, такую, знаешь… золотую с черными пропалинами львицу. Теперь я вижу перед собой, — девушка опустила глаза на парочку, прикорнувшую у нее на коленях, — котенка. Домашнего котенка, принадлежащего какому-то богатому кексу.
Она напряженно выжидала. А вдруг… ну вдруг… Вдруг связь, запущенная во время обряда в честь Гекаты, окажется достаточно мощной, вдруг в Фэй проснется былая гордыня, былая независимость… Вдруг…
Глаза девушек повстречались в Зазеркалье. Потом брюнетка покачала головой; лицо ее замкнулось, губы плотно сжались.
— По-моему, выход тебе показывать не нужно, — проронила она.
Когда Кэсси встала с кресла, котята зацепились за брюки и отказались спрыгивать. Девушка почувствовала, как по коже, словно бритвой, прошлись чем-то микроскопическим. Микроскопическим и очень острым.
«Даже не надейтесь», — молча посоветовала она котяткам-вампиряткам, после чего злобные малыши замерли, прижав к голове ушки. Не говоря ни слова, девушка сняла их с себя и шлепнула на кровать.
И вышла.
— Надо дать ей время до девятого, — выразила свое мнение Диана. — Может, она передумает.
— Может, и передумает, — согласилась Кэсси, но надежды в ее голосе не прозвучало.
— И с Шоном тоже до девятого погодим, — предложил Адам.
Следующие семь дней прошли для Круга без эксцессов; все стычки происходили только внутри команды.
Создавалось ощущение, что ведьмы общаются на людях только с тем, чтобы еще больше рассориться. Этого ощущения они и добивались. Первого декабря они не отметили день рождения Лорел, а третьего декабря — день рождения Шона. По словам абсолютно удрученной Дианы, члены Клуба не могли и двух минут вместе пробыть, чтобы не поругаться, поэтому запланировать праздники не получилось. Кэсси обращала внимание на взгляды и перешептывания, из которых следовало, что их план работает. В ее роль входило снова стать прежней Кэсси: стеснительной, зажатой, легко впадающей в испуг или замешательство. Роль давалась ей с трудом, напоминая старую одежку, которая трещит по швам на человеке, давно из нее выросшем. Девушке не терпелось отделаться от этой неприятной маскировки. Но нужно было дурить Шона. И Фэй в придачу.
— Слышала, вы с Ником расстались, — встретив как-то Кэсси в коридоре, сказала черноволосая красотка. Золотые глаза смотрели тепло и радостно.
Кэсси вспыхнула и отвернулась.
— Да и клуб уже словно не клуб без меня; так, во всяком случае, кажется, — продолжала Фэй, уже почти мурлыча от удовольствия.
Кэсси прямо скрючило.
— Может, я как-нибудь к вам загляну; может, на следующий ритуал полнолуния. Если вы, конечно, будете его устраивать.
Кэсси пожала плечами. Типа, «да кто ж его знает!». Фэй выглядела страшно довольной.
— Мы могли бы ужасно повеселиться, — произнесла она. — Поразмысли на досуге.
Когда Фэй пошла своей дорогой, Кэсси увидела Салли Уолтмен, стоявшую на посту и бдительно охранявшую подведомственную ей территорию. Она приблизилась к Салли, стараясь не привлекать внимания.
— Благодаря тебе мы готовимся к девятому, — мягко проговорила она. — Но можно попросить тебя еще об одном одолжении?
Салли тревожно оглянулась.
— У него все наблюдают за всеми. Все под прицелом…
— Знаю, но не могла бы ты девятого числа сообщить нам, если заметишь что-то странное? Если тебе вдруг покажется, что он начинает? Пожалуйста, Салли. Поверь, все, что я тебе о нем рассказала, правда.
— Хорошо, — ответила ржавоволосая девушка, снова окинув коридор взглядом загнанной в угол жертвы. — Теперь уходи, ладно? Если что-нибудь услышу, постараюсь сразу сообщить.
Кэсси кивнула и поспешно удалилась.
Девятое декабря выдалось серым и холодным: в такой день хотелось свернуться клубочком у камина и никуда не выходить. Вместо этого Кэсси нацепила самую теплую одежду: толстый свитер, перчатки, куртку. Она знать не знала, что произойдет, но на всякий случай оделась так, чтобы быть готовой к любой ситуации. В рюкзак вместе с учебниками она запихнула бабушкину Книгу Теней.
Салли перехватила ее на выходе с урока французского.
— Следуй, пожалуйста, за мной, — хриплым менторским голосом произнесла девушка, и Кэсси прошла за ней в пустующий медицинский кабинет. Официальный тон моментально испарился.
— Если меня тут с тобой поймают, мне крышка, — быстро проговорила Салли пронзительным шепотом. Глаза ее приклеились к полупрозрачной стеклянной двери. — Короче: я только что слышала, как Брунсвик разговаривал с твоей подружкой Фэй; может, ты и поймешь, о чем они толковали, потому что я, конечно, не разобрала ни слова. Они обсуждали, что надо устроить на мосту аварию — типа, подогнать туда пустой школьный автобус и машину или несколько. Дословно он произнес следующее: «Вполне хватит, если они попылают около часа; к тому моменту вода поднимется уже достаточно высоко». Ты что-нибудь понимаешь?
— Пожар на мосту отрежет нас от материка, — медленно проговорила Кэсси.
— Это понятно, но зачем ему это? — нетерпеливо допытывалась Салли.
— Не знаю. Но узнаю. Салли, если ты мне понадобишься, я смогу найти тебя в столовой на ланче?
— Да, я там буду, но не смогу с тобой разговаривать. Порция и так с той ночи на поляне косо на меня смотрит: похоже, что-то подозревает. Братцы ее удалились в бешенстве; она не поверила ни единому слову о Брунсвике. Так что, если меня с тобой застукают, я труп.
