Лариса Капицына - Дело №346
– Почему же вы решили, что он не в себе?
– Ну разве нармальный человек станет меня бояться? Ну скажите по совести могу я кого-нибудь напугать? – посетитель поднялся со стула, подошел к Мешкову и посмотрел на него снизу. Маленький, лохматый, он смотрел на Мешкова снизу просительно и походил на школьника со старым лицом.
Стараясь сдержать улыбку, Мешков серьезно ответил:
– Пожалуй, нет.
– Ну вот. – старик удовлетворенно кивнул и уселся на стул. – А этот испугался. Я к нему подошел, а он прямо задрожал весь. Со страху-то он меня, видать, и того…
– Чего? – спросил Мешков.
– Ударил. Один раз по лицу и два раза в теменную область. Вот. – старик низко склонил голову и продемонстировал в седых спутанных волосах проплешину, на которой красовалась пара заживающих ссадин. – До сих пор шишка осталась.
– А потом?
– Ударил он меня, кинул портфель и убежал. Я оклимался и давай старухе названивать. Побранился с ней маленько, мол, спасибо за такие визиты. А она на меня как поперла: ты что, говорит, сдурел, старый? Сын мой со вчерашнего вечера лыка не вяжет, дома спит и никуда сегодня не ходил. Ну дела, думаю! Полез в портфель, а там – визитки и компьютер-книжечка. Тут я и понял, что это был другой человек.
Узнав у свидетеля адрес, Мешков присвистнул.
– Далеко!
– Далековато, конечно. В центре я бываю редко.
Старик помолчал немного и пояснил, что сегодня приезжал в город навестить племянницу и решил зайти в эту зубнушку, чтобы вернуть портфель. Адрес он прочитал на визитке. А ему сказали, что тот человек умер.
Старик снова вздохнул. Он хотел оставить портфель и уйти, но Полька – вахтерша из больницы – уговорила его дождаться милицию. Хорошая она баба, добрая, это сразу видно, только мусору много в голове. Идейная! Промечтала всю жизнь о какой-то ерунде, ни семьи не завела, ни детей, а женщине нельзя одной. Мужчине – можно, а женщине – никак. Старик мягко произнес «женьщине» и снова высморкался.
Проводив его, Мешков задумался.
Судя по показаниям свидетеля, в пятницу около часа дня Тучков был в пригороде, вел себя неадекватно, был напуган. По словам вахтерши он явился в клинику в половине второго. Значит, этот промежуток он потратил на дорогу в город. Добраться до центра он мог только двумя способами – на попутке или с вокзала железнодорожной станции. Вероятнее всего, второе, потому что на обуви обнаружены следы от лубриканта, которым смазывают рельсы для уменьшения трения и преждевременного износа железнодорожного полотна.
Он позвонил жене Тучкова, долго ждал, когда она ответит, потом услышал звуки неумелой игры на пианино и ее раздраженный голос:
– Пальцы просто деревянные! Что с тобой такое сегодня? – и уже Мешкову. – Алло. Слушаю вас.
На вопрос Мешкова она ответила, что никаких родственников, а тем более друзей в этом районе у ее мужа не было. Ни в этом районе и ни в каком другом. Она уже отвечала на этот вопрос. Что он мог делать там в пятницу, она представления не имеет, как не имеет представления и о том, почему ее никак не хотят оставить в покое, выспрашивают, уточняют, когда любому дураку ясно, что до самоубийства мужа довела пьянка и конфликты на работе. Мягче пальцы, мягче! Сколько раз можно повторять одно и то же?!!
Мешков послал Вадика на железнодорожную станцию, а сам пошел докладывать по начальству. Шеф собирал совещание.
Путевую обходчицу, которая видела Тучкова в пятницу недалеко от железнодорожного переезда, Вадик отыскал не сразу. На станции «Ельцы» он беседовал с дежурным по станции, с диспетчером, с локомотивной бригадой, с билетершей в кассе, показывал фото Тучкова и задавал вопросы. На вопросы они отвечали неохотно, юлили и дружно утверждали, даже не взглянув на снимок, что мужчину с фотографии никогда не видели. И каждый, прежде чем ответить на вопрос, интересовался: не будет ли у него каки-либо неприятностей, если он скажет «что-то не то»?
Он нашел ее между составами, где она громко ругалась матом на двух мужиков в спецовках и сердито размахивала руками.
Обходчица уверенно опознала Тучкова по фотографии и подтвердила, что видела его у железнодорожного переезда в пятницу, примерно во втором часу. Она возвращалась домой после смены и заметила его сразу: он ходил кругами и разговаривал сам с собой.
В серой форме и беретке, она сидела напротив Вадика в кабинете начальника депо, морщась и потирая белые ноги со вздувшимися венами, отвечала на вопросы.
Вообще-то она терпеть не может алкашей. Пускай бы они все передохли, другим людям дышалось бы свободнее. От них только проблемы. И что ее особенно возмущает – всю эту мразь, будь она неладна, как магнитом тянет на рельсы. Как будто там медом намазано! Распивают в лесополосе, твари, а потом шляются где не надо, а нормальные люди стадают ни за что. Два месяца назад на ее участке такой же алкаш угодил под подвижной состав, и теперь всю бригаду одолели проверками. Поэтому, как только она увидела эту пьянь на переезде, сразу решила отвести его на станцию и сдать куда следует. От греха. Сначала он пошел за ней, но по пути вырвался и убежал, а у нее не было сил его догонять – она шла домой с «суток» и валилась с ног от усталости. Она видела, что он пошел к станции, развернулась и пошла домой. А придя домой, предупредила по телефону сменщика о постороннем на путях. Так что она не знает, что стало потом с этим пьянчугой.
– А он был пьяный?
– А то! – буркнула она сердито. – Перегаром несло за километр…
– Вы уверены?
– Ну а какой еще? – уже не так уверенно спросила она и уставилась в пол, вспоминая этого хлипкого мужичонку, который все-таки умудрился доставить ей неприятности.
Одет он был обыкновенно: в светлую рубашку и черные брюки. Ничего особенного сказать про него не может. Ну, бледный был. Потел сильно. А вообще, она его особо не разглядывала, алкаш он и есть алкаш, что там разглядывать? По пути на станцию они не разговаривали. Но даже если бы ей пришла в голову такая мысль, поговорить с этим пропойцей, она все равно не смогла бы этого сделать – он едва ворочал языком. Никаких других людей рядом с ним она не видела. Он был один.
Вадик поговорил с водителями маршруток и автобусов, которые ездят в город со станции. Тучкова никто не вспомнил.
Шел седьмой час вечера. Он позвонил Мешкову, и тот сказал:
– Давай по домам. Голова уже ни черта не соображает.
Утром Мешков позвонил ему сам:
– Я в «Улыбке». Новое ЧП.
– Что случилось?
– Пропала жена Черных. Со вчерашнего вечера. Дома не ночевала. На звонки не отвечает. Черных в истерике, глотает успокоительные. Дуй сюда. Скоординируемся при встрече.
