ЧЕЛСИ ЯРБРО - «КРОВАВЫЕ ИГРЫ»
– Почему ты так о них беспокоишься? – спросил вдруг Роджериан.
Вопрос, казалось, повис в воздухе. Сен-Жермен долго стоял над столом, перебирая и поправляя связки приготовленных документов. Наконец он сказал:
– Мы связаны кровью.
– И Аумтехотеп?
– Аумтехотеп связан со мной взаимным обетом.- Взглянув на Роджериана, Сен-Жермен понял, что тот спрашивает о себе.- Ну-ну, успокойся, приятель. Тебя никто не неволит оставаться при мне. Ты можешь быть рядом, а можешь уйти, я не обижусь. Но накажу всякого, кто обидит тебя.
Роджериан призадумался, потом с решительным видом кивнул.
– Тогда я пока что останусь.
– Я тронут.- Сен-Жермен побарабанил пальцами по полированной крышке стола.- Мне надо взглянуть на возницу. Не хочешь ли прогуляться со мной?
Рейдес стоял у колесницы, успокаивая четырех норовистых лошадей.
– Они свежие,- уверил он хозяина, как только тот ступил на конюшенный двор.
– Вижу. Кто едет? – Сен-Жермен окинул упряжку опытным взглядом.- Гнедой потеет.
– Это не страшно. Он просто долго не был на солнце.- Рейдес похлопал другую лошадь.- Вот за эту кобылку я волновался, но, когда проверил копыта, понял, что с ней все хорошо.
– Я рассчитываю на них,- нахмурился Сен-Жермен и отвернулся от лошадей. Через конюшенный двор широкими шагами шел молодой уэльсский возница. Высокий, с болтающимися руками и самоуверенным взглядом, он поразительно походил на Кошрода.
– Господин,- заявил юноша, поклонившись.- Я буду в Пизе через пять дней, или ты можешь бросить меня в бассейн, кишащий акулами.
– Сделай это и получишь свободу и пять племенных кобыл,- откликнулся Сен-Жермен.
– Пять племенных кобыл и свобода? – Юноша замер, уставившись на хозяина.- За такой приз я доскачу до Британии.- Он вскочил в колесницу и принялся собирать поводья.- Слишком много ремней, господин. Поначалу мне это не нравилось, но Кошрод научил меня кое-чему. Каждая лошадь становится паинькой, если знаешь, что делать.- Его ухмылка явственно говорила, что кто-кто, а уж он-то посвящен во все тонкости обращения с новой упряжью.
Сен-Жермен взялся за поручень колесницы.
– Не лети сломя голову. Главное, что от тебя требуется, это доставить послание вовремя и по возможности не пробуждая ни в ком излишнего любопытства. Вот подорожная.- Он протянул юноше свиток.- В ней сказано, что ты – нарочный и везешь мои письма капитану моего корабля. Это все, что ты должен знать. Помни, если тебя задержат, нам всем тут грозят неприятности, и нешуточные.
– Я понял, мой господин,- сказал возница, и его молодое лицо стало серьезным.
– Надеюсь, что понял.- Вскинув руку, Сен-Жермен отступил от колесницы, возница отпустил вожжи, и лошади с места в карьер вылетели с конюшенного двора на дорогу, вписываясь в широкий и плавный ее поворот.
– Он справится,- сказал Рейдес.- Он молод, горяч, но мозги у него на месте. Скачка лошадей успокоит, потом он переведет их на рысь. Это самый выгодный темп, я так ему и сказал. Рысью такие лошади могут бежать долго.
– Если не сотрутся копыта,- пробормотал Сен-Жермен.- Вот что теперь меня беспокоит.- Он покачал головой.- Я все еще взвинчен, Рейдес. Битва была столь долгой, что мне как-то не верится в ее благополучный исход.
Рейдес пожал плечами.
– Все будет в порядке. Так говорят в наших жилищах. Не каждый хозяин столь рьяно стоит за своих рабов.- Большими ладонями старик охлопал свою тунику, выбивая из нее пыль.- Мы знаем, что происходит.
– Рабы знают все,- с усмешкой сказал Сен-Жермен.
– Да уж побольше других,- заявил с достоинством Рейдес.- Не смейся, господин. Мы знаем многое, и очень тебе благодарны. Если бы все хозяева делали для своих невольников хотя бы половину того, что делаешь ты, то беглецов бы в горах поубавилось и прекратился бы разбой на дорогах.- Сложив на груди руки, британец шевельнул подбородком.- Вот все, что мне хотелось сказать.
Сен-Жермен молчал, ибо не был уверен, что, окажись в тюрьме Рейдес или умчавшийся на север уэльсский возница, он с тем же рвением бросился бы их выручать.
– Вряд ли,- сказал он вслух.
– Что? – слепо моргнул старик.
– Ничего, Рейдес. Просто мне в голову лезут всякие мысли.- Он рассеянно огляделся по сторонам и увидел стоящего поблизости Роджериана – Пойдем, старина Рассортируем послания, которые ты отправишь с другими курьерами.
– Время. Вопрос времени – самый главный из мучающих разум вопросов.- Это было сказано возле фонтана.
– Господин? – спросил Роджериан. Его чувства к новому хозяину не поддавались определению. Благодарность за возвращение к жизни мешалась в уроженце Гадеса со страхом, который внушали ему замечаемые в себе перемены.
Сен-Жермен нетерпеливо мотнул головой.
– Не могу убедить себя, что дело улажено,- сказал он, охваченный мрачным предчувствием, в чем-то в своей неотвратимости схожим с удлиняющимися тенями в саду.
Письмо раба Моностадеса к Корнелию Юсту Силию.
«Господин!
Армянин не солгал. Они снова виделись. Поздно ночью он как-то пробрался в дом - наверное, через крышу. Никто из рабов не поднял тревогу. Возможно, они подкуплены. Он ушел за час до рассвета. Окна спальни глухо задрапированы, мне не удалось выяснить, что творилось внутри, но, уж конечно, там не велись любезные разговоры.
Я. побеседовал с одной их трех поварих, она утверждает, что госпожа живет очень замкнуто, ни
с кем не сносится и писем не получает. Тем не менее они с Франциском как-то уславливаются о встречах - значит, им помогает кто-то из слуг. Задумайся, господин, так ли надежна приставленная к ней охрана.
Мне кажется, с обвинением сейчас выступать преждевременно. Суду потребуются неопровержимые доказательства измены обвиняемой стороны, а их еще предстоит раздобыть. Я спрашивал прачку, нет ли на постельном белье, которое ей приносят от госпожи, каких-либо характерных следов, но та утверждает, что нет, а у нес наметанный глаз на подобные вещи. Возможно, этот Франциск умнее, чем мы думаем, и берет твою жену на полу или подкладывает под нее собственную одежду. Нам нечего предъявить суду, господин. Подожди, пока мы не уверимся в предстоящем свидании, и еще раз поужинай перед этой ночью с женой. Я застукаю любовников на горячем, а ты сляжешь с признаками отравления. Все части сойдутся, ее обвинят - ты останешься чист.
Из всего того, чем ты намерен меня поощрить, я выбрал бы постоялый двор в Остии. Я мало понимаю в посевах и не умею управляться с домашним скотом, а вот таверна мне подошла бы. Ты будешь в ней самым желанным гостем, мой господин, я же, и отпущенный на свободу, сохраню тебе преданность до конца своей жизни.
