Ужасно-прекрасные лица (ЛП) - Чень Линда

Мы появляемся в фойе. Теперь я понимаю, где нахожусь. Парадные двери прямо перед нами.

Мы почти на месте. Мы почти вышли наружу.

Мы мчимся по главному коридору к фойе, глаза прикованы к открытому морю асфальта, чёрному ночному небу, свободе прямо за стеклом. Когда мы подходим ближе к двери, Кэнди начинает отставать от меня. Я оборачиваюсь, хватаясь за неё.

Она подталкивает меня вперёд:

— Иди!

— А как же ты?! — кричу я в ответ.

Жужжание становится всё ближе, долетая до приёмной с другого конца коридора. Длинные, искажённые тени высоких тел тянутся по стенам. Их так много. Звук такой, будто они прямо за углом.

— Я сказала иди!

Кэнди протягивает руку и выталкивает меня из парадных дверей.

Влажный ночной ветер бьёт мне в лицо. Я падаю на траву лужайки перед домом. Стеклянные двери здания захлопываются — и остаются закрытыми. Кэнди не выходит.

Я вскакиваю на ноги и, не раздумывая ни секунды, бросаюсь обратно к зданию. Я останавливаюсь как вкопанная, когда ноги переступают порог.

Там, где две секунды назад было фойе, теперь огромное пустое пространство. Стойка администратора исчезла. Фреска на стене исчезла. Стульев в зоне ожидания больше нет.

Кэнди тоже нет. Здесь вообще ничего нет.

Только пустое фойе заброшенного здания.

Глава 25. Два года назад

Предполагается, что концертный тур "Сладкой каденции" станет кульминацией нашей карьеры. Ради него мы и работали. Но наша ссора и поступок Кэнди мрачными тенями нависают над этим монументальным достижением.

Кэнди извиняется передо мной снова и снова.

Она клянётся никогда больше не использовать на нас свою силу.

Я знаю, что она это сделала не намеренно. Я верю ей, когда она говорит, что всё получилось случайно.

Но у меня нет времени анализировать противоречивые чувства и последствия тех ужасных вещей, которые мы наговорили друг другу во время той ссоры. Мы уезжаем в тур через 2 дня. И поэтому мы соглашаемся залатать как можно большим количеством пластырей зияющие раны в наших отношениях и отправиться в путь.

Аплодисменты на премьере настолько громкие, что я едва слышу собственный голос в наушнике. Я паникую и теряю равновесие во время самого первого номера. Вместо того чтобы продолжать, как будто я и не спотыкалась, Кэнди подходит ко мне вплотную и берёт за руку. Мина следует её примеру и берет меня за другую руку, мы втроём забываем о хореографии и вместе шагаем вперёд, в сверкающие потоки разноцветных огней сцены.

И мне снова кажется, что в мире всё правильно.

Стадион сходит с ума, и выкрики моего имени напоминают мне, что все эти зрители здесь ради меня, они поддерживают меня, они любят меня. Мой голос вырывается из груди, яркий, парящий и живой.

В Финиксе после ободряющих слов 8-летней фанатки в мой адрес на встрече за кулисами я чуть не плачу. В родном городе Мины Бостоне мы празднуем её день рождения во время шоу, осыпая публику воздушными шарами и конфетти, пока тысячи людей хором поют "С днём рождения". Каждый вечер мы выходим на сцену под протянутые руки и оглушительные крики. После первого концерта больше никаких неудач; мы оттачиваем гармонию и хореографию, завершая каждое шоу под бурные овации.

На сцене наша связь выглядит крепче, чем когда-либо.

Но вернувшись в туристический автобус, мы не разговариваем друг с другом, каждая из нас прокручивает страницы в своих телефонах или смотрит в окно, как мимо проносятся дорожные знаки.

Я проверяю свои сообщения, едва появляется возможность. Чжин-Хван не писал мне с начала тура. Я посылаю ему одинокие селфи на фоне достопримечательностей с дурацкими подписями вроде "Как бы я хотела, чтобы ты был здесь со мной".

На следующий день после того, как мы вернулись после двухмесячного турне, Чжин-Хван отвечает мне.

Когда мисс Тао зовет нас с мамой к себе в офис на встречу, я замечаю, что Кэнди и Мину не пригласили.

Я готовлюсь признаться в отношениях с Чжин-Хваном — всё равно это был только вопрос времени. Но оказывается, она вызвала нас совсем не для того, чтобы обсудить вопросы пиара.

Всё намного, намного хуже.

Она сообщает нам с серьёзным выражением лица, что произошла крупномасштабная утечка из частного группового чата знаменитостей, в котором состоят нескольких известных мужчин, звёзд К-поп, и исполнителей-мальчиков. В чате они делились друг с другом интимными фотографиями девушек, с которыми у них были отношения.

Фотографии, которые я сделала для него, те самые, на которых я в позах, подсмотренных у вебкам-моделей, оказываются среди просочившихся.

Мисс Тао заверяет нас, что ситуация под контролем, что виновные лица полностью сотрудничают с властями. Она клянётся, что все просочившиеся фотографии удалили из Интернета и что продюсерские компании мальчиков примут суровые дисциплинарные меры.

Мама этого не принимает. У неё истерика. Она кричит на мисс Тао, лезет ей прямо в лицо и угрожает уволить на месте, заявляет, что подаст в суд на каждого, причастного к этому грубому нарушению моей частной жизни, а я не могу придумать никакого ответа и сижу молча, пока мать из-за меня негодует.

— Кто-то же должен понести ответственность! — кричит мама.

Она ещё не знает. Именно я во всём и виновата. Я попалась на милую ложь Чжин-Хвана. И теперь я опустошена. Мне больше нечего никому дать.

Фэндом Чжин-Хвана уже опубликовал заявление с просьбой не выкладывать фотки в сеть. Он отказывается комментировать характер своих отношений со мной.

На следующей неделе заголовки объявляют, что Чжин-Хван, Брейли и я — самый драматичный любовный треугольник этого лета, подлив масла в огонь скандала с утечкой фотографий. Фанаты собирают откровенные снимки и видео всех наших прошлых встреч, выстраивают временные рамки, анализируют язык нашего тела — это всё, о чём они говорят, — и внезапно я больше не Санди Ли из "Сладкой каденции", я...

Разлучница.

Я увожу парней у других девушек.

Я грязная шлюха, которая прислала Чжин-Хвану свои обнажённые фотки в попытке соблазнить его и увести у бедной, ничего не подозревающей Брейли.

Негативная реакция на меня настолько сильна, что наше агентство отменяет все предстоящие выступления, а студия переходит в режим антикризисного управления.

Я целыми днями прячусь в своей комнате, не отвечаю на звонки, не отвечаю матери, когда она умоляет меня поговорить с нанятым ею пиар-агентом.

На протяжении всего натиска этой медиа-бури Брейли поддерживает Чжин-Хвана. Она не публикует никаких заявлений, только загадочный пост со словами "Ты всегда получаешь от вселенной то, что заслужила", а потом отписывается от меня в соцсетях. Фэндом Брейли воспринял это как сигнал к объявлению войны, и вскоре каждая наша страница в социальных сетях наводняется хейтом.

Не знаю, сколько дней проходит, прежде чем слышу, как Мина и Кэнди осторожно стучат в дверь моей комнаты и просят впустить их.

Суд из огня и серы, которого я ожидала, так и не наступает. Никаких "раньше надо было думать" или "я же тебе говорила". Кэнди и Мина крепко обнимают меня, защищая. Что-то во мне оттаивает, и я наконец-то выпускаю это наружу.

Я плачу так сильно и долго, что у меня болит всё лицо, а в черепе начинает стучать мигрень. Мина и Кэнди обнимают меня, пока тяжёлые рыдания не сменяются тихим всхлипыванием и прерывистой икотой.

— Это ещё некоторое время будет продолжаться. Так всегда бывает. А потом всё закончится, — Мина протягивает мне салфетки, черпая из своего безграничного источника оптимизма.