Клари Ботонд - Любовники старой девы
— Нет! Поезжайте вдвоем. Молодые люди часто бывают беспощадны. Я не хочу, чтобы из-за такой, в сущности, мелочи, как поездка в Гёзале, Михал сделался моим врагом.
— Мне тоже почему-то не хочется отпускать тебя.
— Но простимся, наконец!
— Мы скоро встретимся!
Он подъехал совсем близко и поцеловал ее.
Жигмонт и Михал уехали на следующий день после отъезда Маргареты в усадьбу Илоны Мольнар.
Время было подходящее для поездки. Ясное, солнечное. Осень, тихая и погожая, позолотила листву придорожных деревьев, сбрызнула охрой и багрянцем. Золотые с алым оттенком рощи замерли в безветренной прозрачности светлого дня.
Оба всадника были в хорошем настроении. Михал то и дело пускал коня вскачь и обгонял отца, затем вновь возвращался, весело насвистывая. Они не спешили. Говорили мало. Обменивались короткими незначительными репликами. Очарование чудесной природы захватило обоих. Дышалось легко. Хотелось много двигаться, ощущая силу и мужество здорового тела.
Вечер застал их в лесу. Можно было свернуть в деревню, но они предпочли ночевать на открытом воздухе. Развели костер, поужинали захваченными из дома припасами. В темноте леса слышались шорохи и шумы.
— Кабаны! — Михал привстал, на лице его отразился юношеский охотничий азарт.
Жигмонт глядел на него с улыбкой.
Спали на опавших хрустких листьях, завернувшись в плащи.
Жигмонт проснулся первым. Рядом по-детски сопел Михал. Во сне его лицо с чуть оттопыренными губами казалось совсем ребяческим, чистым и беззащитным, светлые волосы упали на лоб.
В свете наступающего утра лес виделся торжественным, прозрачно-золотым, словно прекрасная, отделанная золотом чаша из венецианского драгоценного стекла.
Приподнявшись на локте, Жигмонт задумчиво глядел прямо перед собой.
Было очень тихо.
Внезапно Жигмонт ощутил, что юноша рядом с ним открыл глаза. Но они ничего не стали говорить друг другу. Обоим жаль было нарушить чудесную тишину.
К вечеру оба всадника выехали на дорогу, ведшую к старому замку. Вот уже показались вдали темные массивные, казавшиеся бесформенными, крепостные башни. Красная полоса вечерней зари медленно разливалась вдоль неровных зубцов полуразрушенной стены.
— Гёзале! — тихо произнес Михал. В голосе его послышалось нескрываемое волнение, ведь он подъезжал к своему родовому гнезду, в этих стенах родились, выросли, провели всю жизнь многие поколения его предков. Сюда привозили они своих невест с богатым приданым, отсюда отправлялись в походы и выезжали на охоту.
Жигмонт и Михал подъехали к широкому пересохшему рву. Кони осторожно пробовали копытами пологий спуск. Виднелись остатки подъемного моста.
Все вокруг дышало запустением, вымороченностью.
Ворота стояли нараспашку.
Всадники пересекли широкий, заросший сорными, по-осеннему увядшими травами двор.
Внезапно кони их заржали. И в ответ донеслось ответное ржание.
— Вон то строение, вероятно, конюшня, — Жигмонт подъехал поближе.
Конюшня тоже не была заперта. Впрочем, две лошади, находившиеся там, хотя и не отличались хорошей породой, но выглядели вполне ухоженными.
Жигмонт и Михал поставили в конюшню и своих лошадей, положили им сена.
У огромной высокой входной двери, обитой листовым железом, пришлось простоять довольно долго. Они били в дверь каблуками, Михал, оглядевшись, подобрал во дворе деревянный кол и принялся громко колотить по двери.
— Да, не очень-то мы похожи на долгожданных гостей! — заметил Жигмонт.
Михал пожал плечами и отвернулся. Наконец за дверью явственно раздались шаги.
— Кто там? — произнес хриплый старческий голос.
— Рыцарь Жигмонт Запольи с сыном! Отворите!
— Этот замок принадлежит Шомёги!
— Мы не собираемся посягать на чужие владения! Мы прибыли по приглашению хозяев!
— Ложь!
— Оскорблений мы не потерпим! — крикнул Михал.
— Отворяйте! Иначе мы разнесем дверь! — вторил Жигмонт.
За дверью подошел еще один человек. Голоса о чем-то совещались.
— Послушайте! — спокойно заговорил Жигмонт. — Нам доставили письмо от хозяев этого замка! Мы можем показать это письмо! Мы не разбойники! Мы благородной крови! Рыцарь Жигмонт Запольи и его сын Михал! Отворите нам!
Воцарилось короткое молчание. Затем дверь медленно, с тяжким скрипом начала отворяться.
Жигмонт и Михал вошли.
Старый слуга и старуха-служанка, высоко поднимавшая светильник, встретили их. И мужчина и женщина были одеты очень бедно и казались испуганными и встревоженными.
— Не бойся, Чоба! — прошамкала старуха. — Это и вправду благородные господа! — Она взглянула на Михала, поднесла светильник поближе и осклабилась.
Михал отстранился.
И тут Жигмонт заметил, что старый Чоба, с усилием распрямившись, вскинул зазубренный меч. Это могло показаться комичным, но Жигмонт не стал смеяться.
— Да ты настоящий воин, старик! — сказал Жигмонт.
— Случалось бывать в походах! — Чоба опустил меч.
— Вот письмо! — Жигмонт показал письмо, не выпуская из рук. — Есть ли кто в замке?
— Сейчас доложу госпоже! — засуетилась старуха. — Стало быть, Михал и…
— Жигмонт! — Жигмонт улыбнулся. — Ступай, уведоми госпожу!
Чоба запер дверь. В помещении было почти темно. Старуха, удерживая светильник, прошла вперед, к лестнице. Остальные медленно продвигались за ней.
И вдруг на лестнице, на верхней ступеньке, вспыхнул яркий свет. Жигмонт и Михал невольно вскинули головы и посмотрели вверх.
На верхней ступеньке лестницы остановилась девушка со свечой в руке. Пламя большой, оплывающей в простом железном подсвечнике свечи слегка подрагивало. Видно было, что девушка высока ростом. Лицо ее белело светлым пятном. Но сама она казалась темной из-за темного платья и темных волос. Едва взглянув на гостей, девушка со свечой отступила назад, в темноту верхней галереи. Михал запрокинул голову и смотрел на незнакомку. Вскоре раздался голос девушки, звонкий и раздраженный:
— Кто эти люди, Мария?
Казалось, девушка бежала и теперь чуть задыхалась.
— Они с письмом! — крикнула Мария. — Письмо госпоже!
— Тетя уже ушла к себе! Ты же знаешь, она не любит, когда ее тревожат понапрасну! Устраивай гостей, как знаешь! Я запираю верх!
— Не назвал бы такой прием гостеприимным! — смешливо пробормотал Жигмонт.
Они отчетливо услышали, как поворачивается ключ в замке. Девушка запиралась от них.
— Пойдемте, господа, — сказал Чоба, — Мария приготовит вам ужин, а я пока приберу комнаты. Придется вам дождаться утра. Госпожа и вправду не любит, когда ее беспокоят!
