Алекс Флинн - Чудовище
— Пешком. Было недалеко.
— А я ездила на метро. Как все эти люди. Утром в школу, потом обратно.
Я понял: она до сих пор скучает по той жизни. Лучше не раскручивать эту тему.
Линди наклонилась к окну, разглядывая улицу. Ее толстая коса доходила до пояса. Солнечный свет золотил рыжие волосы. Веснушки на белой коже стали еще заметнее. Интересно, ее веснушки появились все разом или постепенно? Глаза у Линды были светло-серые, с белесыми ресницами. Добрые глаза. Но хватит ли этим глазам доброты, чтобы простить мне мой звериный облик?
— А как насчет поиска сокровищ? — спросил я.
— Совсем забыла!
Я чувствовал, что ей хотелось еще смотреть на улицу.
— Знаешь, в окно интереснее смотреть в пять вечера. Люди возвращаются с работы. — Заметив ее удивленный взгляд, я тут же добавил: — Когда мы въехали, я забредал сюда пару раз.
Мы наугад открыли первую коробку. В ней оказались старые книги. Казалось бы, Линду книгами не удивишь. На полках в ее библиотеке их стояли сотни. И тем не менее…
— Надо же, «Маленькая принцесса[26]»! — взволнованно воскликнула Линди. — В пятом классе это была моя самая любимая книжка.
Я взглянул на старую книжку. И чего девчонки любят так охать из-за разных сентиментальных глупостей?
Следующее восклицание Линды было еще громче:
— И «Джейн Эйр»! Чудная книга. Я ее несколько раз перечитывала.
Я сразу вспомнил, как зеркало впервые показало мне Линду Оуэнс. Она сидела в своей обшарпанной комнате и читала «Джейн Эйр».
— У тебя в библиотеке столько книг, — сказал я. — Неужели ты нашла здесь хоть что-то, чего там нет?
— Но книга книге рознь. Ты посмотри на этот том.
Я взял из рук Линды книгу. Она странно пахла — так пахнет в метро. Издание 1943 года. В нем попадались черно-белые иллюстрации на целую страницу. Я раскрыл том на картинке, изображавшей пару, любезничающую под деревом.
— Надо же, картинки в книге для взрослых, — удивился я. — Впервые вижу такое. Круто.
Линди забрала у меня книгу.
— Я люблю этот роман. Люблю сюжет. Знаешь, о чем это? Если двоим суждено быть вместе, они все равно будут вместе, даже если что-то их разделяет. В этом есть своя магия.
Я вспомнил, как мы с Линдой встретились впервые у дверей танцевального зала, как потом я увидел ее в зеркале. И вот она здесь, рядом со мной. Было ли это магией, колдовством Кендры? Или просто везение? В том, что магия действует, я не сомневался. Только не знал, сработает ли она для меня.
— А ты веришь в такую магию в жизни? — спросил я.
Лицо Линды стало серьезным. Мои слова заставили ее задуматься.
— Не знаю, — призналась она.
Я листал старую книгу.
— Мне нравятся картинки.
— Правда, они в точности соответствуют сюжету?
— Я не читал «Джейн Эйр». Думал, такие книги больше нравятся девочкам.
— Ты не шутишь? Ты действительно не читал «Джейн Эйр»?
Я догадывался, что за этим последует.
— Тебе обязательно нужно прочесть этот роман. Пожалуй, «Джейн Эйр» — самая удивительная книга в мире. Это история о любви. Я читала ее всякий раз, когда у нас выключали свет. Ее здорово читать при свечах.
— Выключали свет? У вас плохие электрические сети? Не помню, чтобы у нас его когда-нибудь выключали.
— Насчет сетей не знаю. А свет отключали по одной простой причине: отец не оплачивал счета.
«Он оставлял дочь без света, но о собственных нуждах не забывал», — подумал я.
Наши отцы были очень похожи: один — наркоман, другой — работоголик. Разница лишь в том, что первый вид зависимости общество осуждало, а второй — одобряло и считало добродетелью.
— Я возьму эту книгу с собой, — сказал я Линде. Сегодня же начну читать.
Мы открыли другую коробку. Тут лежали альбомы с газетными и журнальными вырезками, и все они были посвящены актрисе по имени Ида Данливи. Кроме вырезок мы нашли старые театральные афиши. Ида Данливи в роли Порции в шекспировском «Венецианском купце». Ида Данливи в «Школе злословия».
Здесь были и рецензии на спектакли с ее участием.
Послушай, что о ней писали, — сказала Линди.
«Ида Данливи — восходящая звезда сцены, которой суждено стать одной из великих актрис нашего времени».
— Я о такой даже не слышал, — признался я, глядя на вырезку из газеты 1924 года.
Смотри. А она была красивая. Линди показала мне другую вырезку — фотографию темноволосой женщины в старомодном платье.
В следующем альбоме были собраны вырезки, посвященные свадьбе Иды Данливи.
«Актриса Ида Данливи выходит замуж за преуспевающего банкира Стэнфорда Уильямса».
Сообщения о премьерах и сценических успехах сменились заметками о рождении детей. В 1927 году родился Юджин Данливи-Уильямс, а двумя годами позже — Уилбур Стэнфорд Уильяме. Газеты подробно, в старомодной манере (мне она показалась чересчур восторженной и слащавой) описывали прелестных малышей. В альбом даже были вклеены локоны детских волос.
Тон вырезки из газеты 1930 года был уже совсем другим: «Банкир Стэнфорд Уильяме покончил с собой».
— Он выпрыгнул из окна небоскреба, — сказала Линди, пробежав глазами заметку. — Бедняжка Ида.
— В двадцать девятом началась Великая депрессия. Многие разорились. Прокатилась волна самоубийств, — сказал я, вспомнив какую-то телепередачу.
— Неужели эта семья жила здесь? — спросила Линди, водя пальцем по пожелтевшей газетной бумаге.
— Может, не они, а их дети или внуки.
— Грустно, — вздохнула Линди. — Теперь понятно, почему мы ничего не знаем об Иде Данливи.
Она стала листать альбом дальше. Еще пара заметок о разорении Стэнфорда, фото двух малышей (на вид им было три или четыре года) и… пустые страницы.
Под коробкой с вырезками была другая. Открыв ее, Линди обнаружила мягкую упаковочную бумагу. Бумага была настолько ветхая, что рассыпалась от первого прикосновения. На дне коробки лежало атласное платье желтовато-зеленого цвета.
— Смотри! — воскликнула Линди. — Да это же платье Иды! Она в нем сфотографирована.
Линди осторожно развернула старое платье и принялась разглядывать.
— Не хочешь примерить? — в шутку спросил я.
— Вряд ли оно мне подойдет, — отмахнулась Линди.
Тем не менее она продолжала рассматривать платье с пожелтевшим кружевным воротником. Он был расшит бисером. Кое-где нити порвались, но в остальном время пощадило этот наряд.
— И все-таки примерь его! Если стесняешься меня, спустись вниз.
— Боюсь, оно будет на мне висеть.