Николай Берг - Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 1)
А, точно, это же те самые мальчуганы, которые нас совсем недавно напрягли на упокоение двадцатилетней 'тетки'. Они удивлены выпадом и наперебой оправдываются, что как раз дождались и все показали и рассказали. Только водитель был поддавшим, от него пивом шибало, наверное, потому и приехал поздно.
Выслушав все это, коллега благодарит пацанят за службу и снимает претензии, опять превращаясь из атаковавшего крокодила в притопленное среди ряски бревнышко.
— Ну не спешили мортусы. Свинособаки этакие.
— Бывает — откликается Бурш и закусывает сосиской глоток пива.
— А мне в связи с упомянутой теорией вспомнился спор, который был аккурат перед Бедой. Я даже в нем поучаствовал в меру своих сил и разумения. Вы в курсе, что у вершины Эвереста валяется около двухсот трупов альпинистов? Те невезучие, у которых кончился кислород или силы или подвело снаряжение?
— Что, прямо так и валяются?
— Ну да, я сам ошалел, когда фото увидел. Причем там же гниение не идет практически, они хорошо проморожены, воздух разрежен, кислорода в нем втрое меньше, потому отлично сохраняются, особенно близко от вершины. Нет, конечно, там снежком их шкурит, те которые давно валяются да на открытом месте отшлифованы до костей, где одеждой не прикрыты. Еще больше ошалел, когда убедился в пикантном нюансе. Даже на такой высоте и в таких условиях есть мародерство. Например некий покойный канадец вроде известен у восходящих как 'мистер смешные ботинки' — у него дешевка на ногах, самые непрестижные лапти из предлагаемого альпинистского снаряжения. А на паре снимков других мертвецов ботиночки-то отсутствуют. Так вот собственно разговор крутился вокруг того момента, что там настолько нечеловеческие условия, что на помощь кому-то другому сил просто нет. И потому, дескать, там правила поведения совсем другие, не то что на равнине. Дескать, какая мораль может быть на 8000 метров? Ровно никакой морали. И потому это совершенно нормально, когда группа проходит мимо умирающего, фотографирует его, спрашивает фамилию и идет дальше к вершине.
— Надо полагать, что там в том или ином виде присутствуют деньги? При том большие?
— В точку! Восхождение стоило от 30 до 70 тыщ. евров. И вытанцовывается простая ситуация — человек платит кучу бабла, чтоб потом понтоваться, а если будет оказывать помощь каким-то недотепам — то деньги на ветер. Ну и какое кому дело, что кто-то загибается?
— Каждый сам за себя, один Бог за всех! Так это не обязательно только на такой высоте. Вполне себе поговорка уровня моря.
— Ага. Причем, что любопытно, известно и достаточно случаев, когда восходившие помогали другим, да чего там — просто спасали погибавших. То есть получается, что высокомерная хня альпинистского разлива о невиданно других законах на вершине так высокопарной хней и остается. И в сухом осадке — именно различие в поведении людей в любых экстремальных ситуациях. Неважно — на тонущем судне, в блокированном Ленинграде или в горящем здании. Когда речь идет о спасении своей или чужой жизни. Тогда все и выясняется. И в итоге — везде все одинаково. Одни моментально становятся мразью последней, что в экстремальных условиях особенно видно ясно, другие остаются людьми.
— Был у меня пациент. Морячок. Рассказывал, что разок ему пришлось взять на себя функции несвойственные обычно морякам. Помните, была такая катастрофа под Новороссийском — когда сухогруз 'Петр Васев' утопил пассажирский теплоход 'Нахимов'?
— Смутно. Там странное что-то вышло — видимость миллион на миллион, море пустое, а 'Васев' так удачно в борт пришел, что и нарочно не сумеешь? Около 500 погибших вроде?
— Около того. Так вот морячок увидел, как мужик отбирает у ребенка спасательный жилет…
— Видимо мужику не удалось отнять жилет?
— Да вроде так. Вроде как потоп мужик.
— Нетолерантно, нетолерантно.
— А что тут поделаешь?
— Да ничего. Еще по кружечке?
— Да плохо ли…
На остатки своих сбродных бумажек покупаю сосисок домой.
Вопросительный взгляд Бурша на пакет.
Приходится объяснять, что дома, как ни печально, кроме консервов жрать нечего. Надя притащила купленные где-то 'очень выгодно' невыразимо розовые сосиски, при одном виде которых сразу почему-то вспоминалась Пэрис Хилтон. Разумеется, на вкус это чудо химической промышленности — я про сосиски толкую, хотя Пэрис вообще-то тоже со вкусом не в ладах, так вот на вкус сосиски были такими, что рулон туалетной бумаги в сравнении показался бы деликатесом. Из цельнолитой целлюлозы что ли их сделали? Даже Лихо Одноглазое их не ел. Надя мне кажется, поняла свой промах, но стоически потребляла этот 'мрак и печаль розового цвета'. Из чистого упрямства, что ли. Или сама себя так наказывала? В общем, после пары кружек пива идея принести в дом нормальную еду показалась мне разумной.
Щенята проснулись, завозились.
Прощаемся с Буршем, договорившись о следующей тренировке. По дороге домой мне в голову приходит оригинальная мысль, что жизнь все-таки прекрасна. Потом отмечаю про себя, что назвал домом свое нынешнее жилище. Раньше такого себе не позволял — домом считал только свою старую квартиру.
Во дворе здороваюсь с сапером Крокодилом и Енотом. Они сидят у детской площадки, приглядывают за детишками. Тут так повелось, что когда во дворе играют дети, то обязательно один вооруженный мужик должен за ними присматривать. Вот у Крокодила на руке красная замурзанная повязка, а Енот, оказывается, меня поджидает.
Видно, что он торопится. Отводит меня в сторону, показывает увесистую сумку, где лежат почему-то вроссыпь патроны от ПМ. Оказывается, хочет забрать оставшиеся медные патроны. Я после пива добрый и покладистый и, не споря, отправляюсь домой.
На кухне перед тарелкой с теми самыми резиновыми сосисками печально сидит Надежда. Явно собирается с духом, чтобы ужинать. Глаза у нее грустные. У вылезшего из-под стола трехногого кота точно такие же глаза. Радуюсь, что догадался взять съедобные сосиски в пивной. И точно — они оказываются к месту.
Получивший вожделенные патроны Енот исчезает моментально. Крокодил досадливо крякает, видно, что тут до меня был разговор, да вот не закончили. Уйти ему нельзя — детишки вовсю копаются в песочнице, строя там какие-то песочные замки с хитрым применением щепочек, фантиков и прочих детских сокровищ, а сменят его через полчаса. Вижу, что его распирает желание пообщаться и поделиться новостями. А мне страшно любопытно узнать — как он загрыз бандита зубами. Ради этого я готов послушать и про политику, так — то мне это поровну, честно говоря.
— Слыхал, Змиев какую корку отмочил? — спрашивает Крокодил.
