Лорел Гамильтон - Нарцисс в цепях
— Так зачем же ты напираешь?
— Это мое дело.
— Ладно, если хочешь, будем играть так. Если ты, голосованием или какой-то вервольфовской политикой, станешь причиной гибели Грегори, я тебя закопаю.
— Если сможешь, — сказал он. — Ты — оборотень-новичок. Ты еще даже облик не изменишь до первого полнолуния, а до него еще далеко. Ты мне не противник.
— Ты говоришь так, будто я тебе предлагаю поединок. Так вот, нет. Если погибнет Грегори, погибнешь и ты. Проще простого.
— Если ты меня застрелишь, тебе не вернуть место в стае. Если ты выиграешь поединок, тогда, быть может, тебя снова изберут лупой. Но если ты меня просто застрелишь, лупой тебе не бывать.
— Я скажу сейчас медленно и отчетливо, Джейкоб, чтобы мы друг друга поняли. Мне начхать, буду я лупой или нет. Мне не начхать на моих друзей и на тех, кого я обещала защищать. Грегори из их числа. Если он умрет, умрешь и ты.
— Я не собираюсь его убивать, Анита. Я только потребовал, чтобы было голосование.
— Ты любишь фильмы Джона Уэйна, Джейкоб?
Он ответил не сразу:
— Да... то есть какое это имеет отношение?
— Твоя вина, моя вина, ничья вина — если Грегори умрет, умрешь и ты.
— Я должен вспомнить эту цитату из фильма?
Теперь он говорил со злостью.
— Можно и не вспоминать, но смысл таков. Если что-то случится с Грегори, по любой причине, я спрошу лично с тебя. Если ему будет причинен вред, то и тебе тоже. Ему пустят кровь — и тебе тоже. Он умрет...
— Я понял. Но я здесь не решаю. У меня только один голос.
— Тогда советую что-нибудь придумать, Джейкоб. Потому что я скажу тебе: свое слово я держу.
— Это я о тебе слышал. — Он помолчал, потом спросил: — А Ричард?
— А что Ричард?
— Если с ним что-то случится, что ты сделаешь?
— Если я тебе скажу, что убью тебя,если ты убьешь его,это подорвет авторитет Ульфрика. Но я скажу вот что: если ты победишь его, постарайся, очень постарайся, чтобы это было в честном бою. Если ты хоть чуть сжульничаешь, хоть самую малость, я тебя убью.
Мне дико хотелось накрыть Ричарда своей защитой, но этого нельзя было делать. Я бы ослабила его позицию, а она и без того была шаткой.
— Но если битва будет честной, ты не вмешаешься?
Я прислонилась к стенке, лихорадочно думая.
— Буду честной, Джейкоб. Я люблю Ричарда. Я не всегда его понимаю, тем более не всегда соглашаюсь, но я люблю его. Я готова убить ради человека, который никогда не был моим любовником или даже добрым другом. Так что — да, если ты убьешь Ричарда, мне очень, по-настоящему, захочется тебя убить.
— Но ты не убьешь.
Очень мне не нравилась эта настойчивость. Она нервировала.
— Предлагаю тебе соглашение: если ты не вызовешь Ричарда на бой за место Ульфрика до окончания следующего полнолуния, то, что бы потом ни было, я не стану вмешиваться, если все будет честно.
— А если раньше?
— Тогда я испорчу тебе праздник дождем.
— Ты подрываешь авторитет Ричарда, — сказал он.
— Нет, Джейкоб, ошибаешься. Я тебя убью не потому, что я лупа, не по вервольфовским правилам. Я тебя убью просто потому, что я мстительна. Дай мне пару недель до окончания полнолуния, и я тебе не буду мешать, если тебе вообще удастся закончить работу.
— Ты думаешь, что Ричард убьет меня?
— Он убил прошлого Ульфрика, Джейкоб. Так он занял это место.
— И если я не соглашусь, ты меня убьешь?
— О да, Джейкоб! С удобной и безопасной дистанции.
— Я могу обещать, что не вызову Ричарда до конца полнолуния, но не могу обещать, что голосование будет в пользу Грегори. Бывшая лупа. Райна, именно его использовала для наказания членов стаи. Он не в одном изнасиловании принимал участие.
— Я знаю.
— Так как же ты можешь его защищать?
— Он делал то, что говорил его прежний альфа и что приказывала Райна, эта злобная сука. Грегори — не доминант, он из низших и делает то, что ему приказывают, как хороший подчиненный оборотень. С тех пор как я стала у них альфой, он отказался от изнасилований и пыток. Когда у него появился выбор, он перестал. Спроси Сильвию. Грегори сам пошел под пытки, но не стал помогать ее насиловать.
— Она это рассказала стае.
— Кажется, на тебя впечатления не произвело.
— Впечатление надо производить не на меня, Анита, на других членов стаи.
— Так помоги мне сообразить, как его произвести, Джейкоб.
— Анита, ты серьезно? Ты думаешь, я стану тебе помогать выручать твоего леопарда?
— Да.
— Это смешно. Я — Гери Клана Тронной Скалы. И не стану помогать леопарду, которого даже тыпризнаешь не доминантом.
— Джейкоб, не дави меня классовым сознанием. Вспомни начало нашего разговора — насчет твоей судьбы. Я считаю, что эту кашу заварил ты. Или ты мне поможешь ее расхлебать, или твои мозги разлетятся по стенке.
— Тебе не дадут принести оружие в лупанарий.
Я засмеялась, и мне самой от этого смеха стало жутко.
— Ты собираешься остаток жизни провести в лупанарий?
— Боже мой! — тихо выдохнул он. — Ты собираешься организовать мое убийство?
Я снова засмеялась. В голове еле слышно кричал голосок, говорил, что я наконец-то стала законченным социопатом. Но Ребекка с Фермы Саннибрук ничего бы не добилась от Джейкоба. Может быть, позже, я смогу позволить себе быть мягкой.
— Кажется, мы поняли друг друга, Джейкоб. Запиши мой номер мобильника. Позвони мне до завтрашнего вечера и предложи план.
— А если я ничего не придумаю?
— Это не мои трудности.
— Ты меня убьешь, даже если я попытаюсь спасти его — действительно попытаюсь, и не смогу? Ты все равно меня убьешь. — Это уже не был вопрос.
— Да.
— Ты хладнокровная стерва.
— Палки и камни ломают кость, но неудача ломает шею. Позвони мне, Джейкоб, и поскорее.
Я повесила трубку.
Глава 11
— Теперь я понимаю, что ты говорила о своей прагматичности, — сказал Мика. Он стоял рядом со мной, спокойно на меня глядя, с вежливо-безразличным лицом, но не мог полностью скрыть своих чувств. Он был доволен. Доволен мной.
— Ты не собираешься убегать с воплем от такой кровожадной социопатки?
Он улыбнулся, и снова длинные ресницы скрыли глаза.
— Я не думаю, что ты социопат, Анита. Я думаю, что ты делаешь необходимое для защиты своего парда. — Он поднял на меня желто-зеленые глаза. — И это достойно восхищения, а не порицания.
Я вздохнула:
— Приятно, когда хоть кто-то одобряет.
Он улыбнулся, и это была та же смесь снисхождения, радости и скорби, что я уже видела. Непростая улыбка.
— Ульфрик хочет как лучше, — сказал он.
— Ты знаешь, что говорится о добрых намерениях, Мика. Если он решительно настроен себя угробить — его дело. Но у него нет права тащить нас двоих за собой.
