Лорел Гамильтон - Нарцисс в цепях
— То есть можно трахаться с человеком, но не с леопардом.
— Мы люди, Анита. Но мы не коты, а волки.
— То есть мы с тобой теперь не можем ни встречаться, ни вообще как-то общаться?
— Если я хочу остаться Ульфриком, то нет.
— А что будет с триумвиратом?
— Не знаю.
— Ричард, ты не можешь вот так меня бросить!
Вдруг мне стало холодно, ком в груди не давал дышать.
— Ты ушла из моей жизни на целых полгода. Откуда мне знать, что тебя завтра не спугнет еще что-нибудь?
— Я хотела встречаться с вами обоими, Ричард, быть с вами обоими.
Говоря эти слова, я поняла, что так оно и было. Я приняла решение, хотя еще сама этого не знала.
— А через неделю, через месяц или даже через год? Что тогда тебя отпугнет?
— Я не собираюсь больше убегать, Ричард.
— Приятно слышать.
Его злость даже в телефоне была горячей и плотной. Либо щит его ослабел, либо Ричард его снял.
— Ты больше не хочешь быть со мной?
Голос прозвучал тихо и обиженно, и я себя за это ненавидела. Ненавидела.
— Я хочу быть с тобой, ты сама знаешь. Ты меня доводишь до бешенства, и все же я хочу тебя.
— Но все равно ты меня бросаешь.
Голос мой стал чуть сильнее, но недостаточно. Ричард меня бросает. Хорошо, это его прерогатива. Я была у него гвоздем в ботинке, сама знаю. Но черт меня побери, все равно грудь стиснуло болью.
— Я не хочу этого делать, Анита, но я сделаю то, что должен. Ты меня этому научила.
У меня вдруг защипало глаза. Я его научила! Хорошо, пусть. Если мы действительно расстаемся навсегда, я не буду плакать или умолять. Не буду слабой.
Мой голос зазвучал тверже, уверенней. В груди все еще ворочался ком, но в голосе он слышен не был. Хотя усилий для этого потребовалось немерено.
— Ты Ульфрик, царь волков. Твое слов — закон для стаи.
— Я долго трудился, чтобы дать каждому равный голос, Анита. И сейчас я не могу давить своим рангом — это значило бы разрушить все, что я создавал.
— Идеалы хороши в теории, Ричард, но в реальной жизни от них толку мало.
— Не согласен, — ответил он. Гнев его улетучился, слышалась только усталость.
— Я не буду спорить о том, о чем мы спорили с тех пор, как познакомились. Я буду заниматься тем, что могу изменить. А мы, как бы ни хотели, друг друга изменить не можем, Ричард. Мы такие, как есть. — Мой голос снова потерял уверенность, наполнился эмоциями, которые я испытывала. — Грегори жив?
— Жив.
— Я хочу получить его обратно, ты это знаешь.
— Знаю. — Он снова начинал злиться.
— Теперь, когда я не лупа, не член стаи, как мне его вернуть?
— Тебе придется завтра прийти в лупанарий и ходатайствовать за него.
— То есть?
— Ты должна будешь доказать, что стоишь этого. Это будет своего рода тест.
— Какого рода? Выбрать правильный вариант из четырех? Написать заявку должным образом?
— Еще не знаю. Мы... мы сейчас решаем.
— Блин, Ричард, вот поэтому-то у нас в стране представительная демократия, а не прямая! Один человек — один голос, так ничего не решить.
— Они решают, Анита. Тебе просто не нравится, что получается.
— Как ты мог захватить Грегори? Как ты мог?
— Как только я узнал, что случилось, я понял, что стая тебя отвергнет. Они в большинстве своем и без того не были от тебя в восторге. Ты не была членом стаи, им это не нравилось. А то, что ты избегала их — всех — в течение полугода, тоже делу не помогло.
— Мне надо было собрать в кучку свое хозяйство до того, как вернуться, Ричард.
— А пока ты его собирала, мое расползалось.
— Прости, Ричард. Но я ведь не знала.
— Завтра ночью в лупанарий, через час после темноты. Можешь привести с собой всех своих леопардов и любых оборотней — своих союзников. Я бы на твоем месте, будучи Ульфриком, позвал бы крысолюдов.
— Я ведь уже не лупа, так что они мне не союзники?
— Да, не союзники, — ответил он. Злость в его голосе исчезла. Ричард никогда не мог ни на кого долго дуться.
— И что будет, если я не выиграю право забрать Грегори?
Он не ответил, только дышал в трубку.
— Ричард, что будет с Грегори?
— Стая будет его судить.
— И?
— Если он будет осужден за убийство нашей лупы, это смертный приговор.
— Но я же вот она, Ричард. Я же не убита. Нельзя убивать Грегори за убийство меня, если он этого не делал.
— Я отложил суд до времени, когда ты сможешь присутствовать. Это все, что было в моих силах.
— Ты знаешь, Ричард, иногда хорошо быть царем. Он может миловать кого пожелает и трахаться, с кем ему хочется.
— Я знаю.
— Так будь царем, Ричард, настоящим царем. Ульфриком, а не президентом.
— Я делаю то, что лучше всего для стаи.
— Ричард, ты не сделаешь этого.
— Уже сделал.
— Ричард, если я провалю ваш тест, я все равно не дам казнить Грегори. Ты меня понимаешь?
— Тебе не разрешат принести в лупанарий пистолеты, только ножи.
Он очень тщательно подбирал слова.
— Я помню правила. Но... Ричард, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?
— Если мы попробуем завтра казнить Грегори, ты будешь драться. Это я понял. Но пойми и ты, Анита:
твои леопарды нам не противник, даже с Микой и его пардом. Нас впятеро больше — по скромным подсчетам.
— Не важно, Ричард. Я не могу стоять и смотреть, как будут убивать Грегори — за такую глупость.
— Ты попытаешься спасти одного из своих котов ценой всех? Ты хочешь видеть, что будет, если они попытаются с боем пробиться из лупанария, через стаю? Я бы не хотел.
— Это... Ричард, черт тебя побери, не загоняй меня в угол! Тебе это не понравится.
— Это угроза?
— Ричард... — Мне пришлось остановиться и посчитать. Но счет до десяти не помог. Вот если бы до миллиарда... — Ричард, — я все-таки заговорила спокойнее, — я спасу Грегори, чего бы это ни стоило. Я не дам волкам убивать моих леопардов, чего бы это ни стоило. Ты вышел из себя и схватил одного из моих леопардов. Ты, блин, устроил в стае демократию, где у тебя даже президентского вето нет. И ты действительно готов усугубить эту ошибку, начав войну между твоей стаей и моим пардом?
— Я все равно считаю, что дать каждому голос — это была хорошая мысль.
— Хорошая, но чем она обернулась? — Он снова промолчал. — Ричард, не делай этого.
— Это уже не в моих руках, Анита. Ты себе не представляешь, как я об этом жалею.
— Ричард, ты же не дашь им казнить Грегори? Ведь не дашь?
Снова молчание.
— Ричард, ответь!
— Я сделаю, что могу, но голосование я проиграл. И этого мне уже не переменить.
— И ты будешь стоять и смотреть, как он погибает за то, в чем не виноват?
— А откуда ты знаешь, что он не заразил тебя нарочно?