Эрве Рихтер-Фрих - Бессмертные карлики
Но его возмущало зрелище этих двух вампиров, упивавшихся кровью сильного и здорового человека. Вмешательство Фьельда, быть может, будет стоит жизни ему самому и его обоим спутникам. Но будь что будет! Черный Антонио будет спасен. Несмотря даже на то, что бандит был, очевидно, захвачен в ту минуту, когда он сам хотел запустить когти во внучку Сен-Клэра. Наемник Мартинеса, значит, последовал тайно за экспедицией вверх по реке Таничи, где Немезида настигла его вместе с его спутниками. Теперь он лежал в качестве жертвы для замечательнейшей трансфузии[26] крови, которую только знала история.
Первой мыслью Фьельда было подстрелить обоих карликов. Но тут случилось нечто, что заставило его переменить тактику. Золотой обруч вокруг шеи боксера был расширен при помощи какого-то механизма, и Фьельд заметил, что один из карликов также как и пленник, имел на шее золотой обруч, и тонкая трубочка с упругими шарами соединяла оба обруча. Этот прибор походил на насос. Подробности его нельзя было различить в этом скользящем полусвете. Но принцип его был ясен. К обручу, надетому на пленника, был прикреплен один конец тонкой трубки, оканчивающейся полой иглой, которая вводилась в сонную артерию; посредством нажимания одного из шаров кровь выкачивалась из артерии в трубку, а вторым шаром накачивалась в шейные артерии карлика. Таким образом, кровь не подвергалась действию воздуха, а общее нагревание всей трубки препятствовало ее свертыванию и застыванию.
Фьельд никогда не получил впоследствии возможности ближайшего исследования этого удивительного аппарата, но не было никакого сомнения, что он действовал так же верно, как и знаменитый прибор ученого Элекера. Один из карликов управлял переливанием крови, меж тем как другой со слабым, словно кошачьим мурлыканьем наслаждался крепительной, животворной жидкостью, струящейся из исполинского тела Антонио.
Тут Фьельд, отодвинувшийся назад в тень, увидел в первый раз лицо того карлика, который при этой операции играл роль врача. И, несмотря на всю серьезность положения, он невольно улыбнулся.
В то время, когда карлик вертелся и суетился между своих золотых приборов и тряс своей большой головой, сплошь покрытой морщинами и складками, он был поразительно похож на дряхлого, рассеянного ученого, миниатюрного профессора, расхаживающего в своей лаборатории и крякающего от тайной гордости по поводу своих исключительных знаний. Не доставало только круглых очков в роговой оправе — и стиль получился бы самый современный.
Другой карлик был не менее замечателен. Когда маленькое бледное существо уселось на какое-то подобие стула, Фьельд к своему величайшему удивлению узнал в нем женщину. Груди иссохли, живот выдавался, ноги были кривые. Но на лбу, низком и покатом, она носила знак своей принадлежности к полу Евы: диадему с неотшлифованным изумрудом редкой красоты. По-видимому, она чувствовала себя прекрасно — закрыв свои красные глаза, она наслаждалась трансфузией, как обжора тонким обедом.
В то же время Фьельд заметил еще нечто, что заставило его широко раскрыть глаза. В глубине красного помещения, которое, как видно, составляло святая святых, находилось множество шнурков, свисающих друг подле друга длинным рядом со сводов потолка. Они напоминали столь модные еще недавно портьеры из бус и пестрели узлами и нитями различной окраски. Направо, отдельно от других, висел длинный шнур, который казался окруженным особым почтением и заботливостью.
Эти узловатые толстые шнуры подали Фьельду повод к размышлению. Не могло быть сомнения, что то были знаменитые кипу, имеющие такое огромное значение для наших убогих знаний об истории племени инков.
Древнее культурное племя не знало ни одной из письменных систем. Его история не была запечатлена на камне, подобно истории многих древних народов.
Но своеобразные кипу были их собственным архивом. Связки шнурков с узелками различного цвета и величины образуют совместно ту удивительную мнемотехническую систему, которая целыми столетиями хранила память о вождях инков. Каждое волокно, каждый узел, каждый цвет имеют свое значение. То были страницы книги, легко читаемой теми, кто был приучен к исследованиям подобного рода.
Фьельду не пришлось долго раздумывать. Старый ученый вдруг раздул ноздри, словно вдыхая по воздуху какой-то запах. Он был похож на сказочного тролля, который чует крещеную кровь. Но взгляд, брошенный на тело боксера, успокоил его.
Этот маленький эпизод напомнил Фьельду о том, что пора действовать. Он достал из хирургической сумки небольшой тонкий шприц, не употреблявшийся в течение долгих лет. То было изобретение Ильмари Эркоса в темный период в жизни Фьельда. Его умерший друг, погибший в мировой войне, открыл еще до того, как стали употребляться ядовитые газы, некую жидкость, которая, если ее распылить в воздухе, вызывала у тех, против кого она была направлена, глубокий обморок, но не убивала. Но было еще большим вопросом, могла ли эта жидкость подействовать на двух карликов, живучесть которых казалась другого рода, чем у обыкновенных людей. То, что они не умирали от выстрелов, было достаточно доказано. Впрочем, выстрелы в этих узких подземельях призвали бы сюда все карликовое племя…
Фьельд поднял маленький опасный инструмент на уровень с головой карлика и нажал поршень. Тонкая желтая струя, которая не смешивалась с окружающим воздухом, брызнула прямо в глаза маленькому мудрецу. Он с минуту боролся с ядовитым туманом, проникавшим в поры его тела. Он открыл рот. Но крик, который был готов вырваться из его груди, замер, и его глаза, горевшие несколько секунд дикой яростью, закрылись. Он опустился на землю. Этот старый хирург был чертовски крепкий малый. Он долго дрыгал ногами и чуть слышно хрипел. Но ядовитая газовая волна Ильмари Эркоса наконец поборола его.
Древняя дама с зеленым алмазом, напротив, тотчас же поникла на уютном стуле, как только желтый туман окутал ее голову. Она погрузилась в глубокий сон, меж тем как раздувшийся, отвратительный живот мерно поднимался и опускался в такт спокойному дыханию.
Фьельд тихонько рассмеялся, в то время как обе желтые волны газа отыскали расщелину в скале, словно две змеи, удалившиеся после удачно совершенного укуса.
Тогда он на всякий случай закурил свою трубку. Эта мера, вероятно, спасла ему жизнь, ибо в ту же секунду, когда карлик терял сознание, он поступил подобно вонючке Северной Америки, с той разницей, что ядовитый запах был опаснее и сильнее. Фьельду так и не удалось открыть тайну этого снотворного средства, которое, по-видимому, являлось сильнейшим оружием нападения и зашиты карликов.
