Грэхэм Мастертон - Пария
Джилли подошла ко мне, сжимая блокнот в руке, и стала за моей спиной. Ветер развевал мех на ее капюшоне.
— Удачи, — сказала она. — Будь осторожен.
— Попробую, — ответил я, чувствуя сухость во рту. — Сейчас, пожалуй, я беспокоюсь даже больше, чем тогда, когда вылетели эти окна.
— Какие окна? — спросил Эдвард. Он посмотрел на меня, потом на Джилли, но когда увидел, что ни один из нас не собирается ничего объяснять ему, пожал плечами и отвернулся.
— Готовы? Прыгаем!
Я сунул загубник, помолился в душе и пятой точкой вперед упал в море.
Внизу было холодно и царил полный хаос: ничего, кроме мутной воды и поднимающихся пузырей воздуха. Но когда я начал погружаться, я заметил поблизости яркое пятно комбинезона Эдварда, а с другой стороны еще одно светлое пятно: это Форрест прыгнул за нами. Я начал думать, что погружение с аквалангом не так уж и страшно, как я его себе воображал.
Все трое, работая ластами, мы включились в подводное течение.
Эдвард и Форрест ловко, грациозно, а я — с энтузиазмом, но в значительно более плохом стиле. Океан был в этом месте не слишком глубок, особенно при отливе, футов двадцать-тридцать, не больше, но для меня даже это было чересчур. К тому же вода была так мутна, что я старался держаться поближе к своим спутникам.
По мере того, как мы опускались на дно, мне было все труднее сохранять устойчивость. Наконец, когда мы задержались в паре футов над пологим склоном илистого побережья Грейнитхед, я почувствовал себя парящим в невесомости — причем проявлял явную склонность к легким подъемам и спускам, когда вдыхал и выдыхал воздух. Я был хорошим пловцом. В школе я был в команде по плаванию и даже завоевал бронзовую медаль в плавании брассом. Но подводные поиски в ледяном черном иле на северном берегу пролива Грейнитхед — это было совершенно другое дело. Я чувствовал себя неуклюжим, неопытным, взволнованным ребенком, который еще не полностью овладел координацией движений.
Эдвард вплыл в мое поле зрения и просигналил рукой: „Все в порядке“. Этот же жест имели привычку делать таксисты из Сент-Луиса при виде аппетитной женской фигурки, фланирующей по тротуару. Я ответил Эдварду тем же и подумал, что его глаза за стеклом маски кажутся вытаращенными, как у утопленника. Меня предупредили, чтобы я не пытался сигнализировать поднятым указательным пальцем, поскольку это имеет совершенно иное значение. Форрест, вырвавшийся вперед на десять или пятнадцать футов, поторопил нас с началом поисков. Раз я должен оставаться внизу не менее пяти минут, подумал я, я могу принять участие в охоте на „Дэвида Дарка“.
Мы планировали систематически обыскивать место вокруг лодки, передвигаясь по спирали против часовой стрелки, и отмечать места, где мы уже были, с помощью белых табличек с номерами. Мы начали с точки, где лежал погруженный в ил якорь лодки, и плыли по кругу, пока наконец я совершенно не утерял чувства направления. Однако Форрест в середине каждого круга вбивал в ил табличку, благодаря чему у нас была уверенность, что мы не ходим по своим следам и не удаляемся слишком далеко от области поиска.
Я посмотрел на часы. Я пробыл под водой уже минуты три, и мне потихоньку становилось не по себе. Не только из-за холода и хлопот с координацией движений, но и из-за клаустрофобии. Хотя вначале я дышал свободно, я не сумел сохранить регулярный ритм и понял, что даже если мой разум не поддался панике, то мои легкие ведут себя все более нервно.
Я попытался припомнить сигнал, обозначающий „есть проблемы, но ничего серьезного“. Нужно махнуть рукой, говорил Дан Басс, и показать, в чем дело. Как мне сообщить о клаустрофобии? Взять себя за горло и показать, что я задыхаюсь? Сжать голову руками?
Помни, не впадай в панику, сказал я сам себе. С тобой ничего не случилось. Ты можешь свободно плавать, ты можешь свободно дышать. Более того, тебе осталось только две минуты, а потом ты можешь вернуться на поверхность. Эдвард и Форрест займутся тобой.
Но когда я снова поднял голову, то не увидел ни Эдварда, ни Форреста. Я видел только мутную воду, густую как каша, ил и болтающийся в воде мусор.
Я обернулся и посмотрел назад, но снова увидел только воду. Какая-то заблудившаяся камбала проплыла рядом, как герой Диккенса, блуждающий в лондонском тумане, быстро и уверенно. Но где же белые комбинезоны и оранжевые капюшоны, благодаря которым я должен видеть своих товарищей на расстоянии в десять футов в подводной темноте?
Не впадай в панику, повторил я себе. Они должны быть где-то здесь, неподалеку. Если ты их не найдешь, то просто вернешься к якорю, руководствуясь табличками, и вынырнешь на поверхность. Увы, я нигде не видел ни одной таблички, а вращаясь вокруг своей оси в поисках товарищей, я снова потерял чувство направления. Я чувствовал холодный, слегка подталкивающий меня напор течения, но когда мы начинали погружение, был еще отлив, сейчас же начинался прилив. Я понятия не имел, куда меня тащит течение и как далеко меня уже снесло за время моего бесцельного верчения в воде.
Я быстро задышал, судорожно хватая воздух, стараясь не думать обо всем том, от чего меня предостерегали Эдвард и Дан Басс. Если тебе нужно всплыть, даже в случае крайней необходимости, не всплывай слишком быстро. Воздух, находящийся в твоей системе кровообращения, может вызвать закупорку сосудов — и немедленную смерть. Не всплывай быстрее поднимающихся пузырьков воздуха, как мне сказал Дан Басс, и, если можешь, задержись по пути, чтобы выровнять давление.
Следующей опасностью было то, что легкие могли разорваться. Если всплывешь на поверхность с большой глубины, декомпрессия может разорвать легкие.
Как послушная дрессированная собачка, я вернулся к тому месту, где я только что был. Я попытался успокоиться. Я все еще не видел ни следа Эдварда и Форреста, я не мог найти никаких табличек с номерами, поэтому решил, что мне остается только одно: вынырнуть на поверхность. Несмотря на прилив, наверняка меня недалеко отнесло от „Алексиса“.
Я уже собирался вверх, когда в мутной волнующейся воде заметил белый блеск. У меня слегка запотела маска, и я не мог точно оценить расстояние, но помнил, что под водой все предметы, видные через стекло маски, кажутся на три четверти ближе, чем в действительности. Это могли быть лишь Эдвард или Форрест. В окрестностях не было никаких других аквалангистов, а это что-то было явно крупнее рыбы. Мне сразу припомнились „Челюсти“, но Дан Басс с легким раздражением заверил меня, что единственная белая акула, которая когда-либо появлялась у берегов Новой Англии, принадлежала киностудии „Юниверсал Пикчерс“.
