Сьюзен Хилл - Туман в зеркале
— Тогда, возможно, моя фамилия вам незнакома. Монмут — я Джеймс Монмут из Киттискара.
Она покачала головой, но затем повернулась к старухе, все так же покачивающейся в кресле, которое придвинулось ближе к очагу, и чуть повысила голос.
— Этот джентльмен из Киттискара. Ты могла бы кого-то оттуда знать, тетушка.
Старуха открыла глаза, и я увидел, что они тусклые и незрячие, покрытые пленкой катаракты. Но когда она заговорила, голос ее прозвучал твердо.
— Киттискар. Это наверху.
— А вы не знаете Киттискар-Холл, мэм?
— Айэ[3].
— Вы там бывали?
— Бывать — не бывала, нет, хотя о нем и много чего известно.
— А что о нем известно?
— Слухи. До вас разве не доходили слухи?
— Джентльмен был за границей, он только что вернулся, его не было здесь несколько лет.
— Много лет, — сказал я. — Вы знаете кого-нибудь, кто сейчас живет в Киттискаре?
— Семья, я полагаю. Последнее, что я слышала.
Та, что помоложе, покачала головой и проговорила мне полушепотом через стол:
— Только она теперь почти не выходит, это было давно, то, о чем она говорит.
— Не важно — мне не терпится услышать все, что она может мне сказать.
— Сейчас они ее заперли, как я слыхала.
— Усадьбу?
— Да нет, часовню. Нынче туда никто не ходит.
— В часовню?
— В Киттискар. Вы ведь о нем говорили.
— Полагаю, моя родственница по-прежнему живет в усадьбе. Мисс Монмут. Это моя фамилия. Вы ее знаете — или помните что-нибудь о ней?
— Так их звали. Монмуты. Некоторых из них. Мы держались оттуда подальше. Никто бы не пошел.
— Вы хотите сказать, не пошел бы в Киттискар?
— Киттискар, айэ. Только я знаю, что они действительно закрыли ее, много лет назад. Мы никогда не ходили.
Я сдался, испытывая то же разочарование, что ощутил тогда, когда старый мистер Куинсбридж почти вспомнил мое имя. Но теперь я был здесь, и это вряд ли имело значение; завтра же — как я надеялся — я пойду в усадьбу повидать мисс Монмут и сам все выясню. Меня лишь озадачила часовня, ныне закрытая, и невнятное бормотание старухи: «держались подальше — никогда не ходили».
Мне предложили постель в крохотной холодной комнатушке наверху, в которую вела крутая лестница, и я с радостью согласился, поскольку голова у меня разболелась, и я снова чувствовал легкую лихорадку. Я умылся в оставленном для меня тазу с холодной водой и выпил немного воды из кувшина — я не помнил, чтобы когда-либо прежде пил такую сладкую и чистую воду.
Кровать моя была узкой и высокой, но под большим стеганым пуховым одеялом было так тепло, что я тотчас же заснул крепким сном, чувствуя себя, как младенец, в уюте и безопасности, и проснулся на следующее утро навстречу сияющему голубому небу, а когда я открыл маленькое окошко, с вересковой пустоши повеял свежий, холодный, чистый воздух.
Я еще не знал, сколько времени проведу в этих краях, и, несмотря на то что хозяйка выразила полную готовность позволить мне остаться у них в доме, я чувствовал, что лучше переселиться в гостиницу, где я мог бы жить, не причиняя никому беспокойства, а кроме того, не привлекая особого внимания — хотя эти надежды, как я скоро понял, меня обманули, ибо незнакомец в любой сельской глубинке тут же вызывает интерес и разговоры на много миль вокруг.
Ро-Маклерби была унылой маленькой деревушкой, лежащей в низине у главной дороги, слегка мрачноватой, окруженной вересковыми пустошами, которые поднимались за ней и которые, когда я пришел в то утро, казались блеклыми и невыразительными. Но гостиница, хотя и темная, с тесными номерами, была уютной, а ее хозяин — приветливым. По внезапной прихоти и безо всяких причин, которые я мог бы внятно сформулировать, я не назвал ему свое полное имя, а попросил номер на имя мистера Джеймса из Челси, Лондон.
— На сколько ночей вы хотели бы, сэр?
— Я пока еще точно не знаю.
— Значит, у вас здесь какое-то дело?
— Я… да. В некотором роде. Скажем так, интересы.
— Только вот для гостей рановато еще. В наши края почти никто не выбирается до начала лета, а тогда они приезжают, чтобы побродить пешком. И поохотиться, но это позже.
Хотя я прекрасно позавтракал в доме и чувствовал себя полностью восстановившимся, я был осторожен и намеревался более тщательно беречь силы. Распаковав свои скромные пожитки, я вернулся в бар и сидел там, читая газету и наслаждаясь пинтой местного пива, потягивая его медленно и с наслаждением. Я был почти как ребенок, растягивающий удовольствие, — в Киттискаре меня ждало нечто столь судьбоносное, такое поразительное откровение, что я хотел еще чуть-чуть продлить предвкушение.
Хозяин занимался своими делами и меня не трогал. Часов в двенадцать вошли несколько мужчин из местных, кивнули мне, а затем устроились в баре, и их беседа, с раскатистым резким выговором, к которому я уже привыкал, была о сельском хозяйстве и прочих здешних делах. Я заказал хлеб и сыр и сидел, наслаждаясь пищей, слушая голоса, словно негромкий музыкальный фон, пока ушей моих не достигло произнесенное на другом конце зала название.
«Киттискар».
Я повернулся в ту сторону, к двум дюжим мужчинам, сидевшим за столом спиной к окну, и пару секунд спустя пересек помещение.
— Прошу прошения, господа…
Они дружески приветствовали меня.
— Я не мог не подслушать — я, можно сказать, гость, прибыл сюда недавно, но со здешними краями меня кое-что связывает. Вы говорили о Киттискаре.
— Да.
— Вы оттуда?
— Нет, с другой стороны.
— Но вы знаете это место?
— Я знаю, — проговорил тот, что постарше, и поглядел на меня более внимательно.
— Я планирую прогуляться туда попозже и посетить Киттискар-Холл.
— Если вы турист, то найдете его закрытым.
— Вы имеете в виду — пустым?
— Не сказать, чтоб так.
— А что там следовало бы посмотреть?
— О, — осторожно сказал мой собеседник, — это знаменитость в своем роде.
— И еще какая — раньше была, — добавил другой, разбалтывая осадок своего пива. Я предположил, что они могли бы рассказать больше, если надавить на них, и спросил, не знают ли они нынешнюю владелицу.
— Мисс Монмут?
— Да.
— Так у вас, стало быть, к ней дело?
— Возможно, что да.
— Ну что ж… — Он допил пиво и поставил кружку на стол. — Вам придется подниматься наверх.
— Мне об этом говорили. Ну, сегодня день для этого подходящий.
— Последнее, что я слышал, — сказал другой, — старушка была плоха. Может, оно и так, мне-то откуда знать. Туда почти никто не ходит.
![Сьюзан Хилл - Женщина в черном [пьеса ужасов]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)