Андрей Звонков - Любовью спасены будете...
– Умыться найдешь на дворе, полотенце там же, и садись к столу, завтракать.
Мария Ивановна после завтрака взяла ведра и пошла к колодцу, там на нее напала соседка, Валентина Рюмочкина по прозвищу Пылаиха.
– Приехали? Вчера, что ли?
– Вчера. Привет.
– А Дуську-то, знаешь, увезли ночью…
– Куда? – Маша налила первое ведро и отпустила ворот.
– Так, в больницу. И Людка с нею уехала. Мне Куликова мать-то, свекровь Людкина сказала, у Евдокии как это – глукома…
– Глаукома?
– Ну да. Куликова фельдшерицу видела нашу, а та говорит, что Дуську в Рязань отправили, говорит, глаз будут удалять, вытек.
«Вот так так! – подумала Маша. – То-то Евдокия за лицо держалась!»
– А вы надолго? – спрашивала привязчивая Пылаиха.
– Как придется, – уклончиво ответила Маша, – поживем пока.
– Как дочка-то? А муженек в порядке ли?
– Спасибо. Не жалуемся.
Пылаиха поняла, что от Маши она мало добьется.
– Ну ладно, побягу я… Я ж так, мимо шла, решила переговорить. Будьте здоровы.
– И вам не болеть… – ответила Маша, подхватила ведра и пошла к дому.
Вилечка встретила ее в комнате.
– А кто это?
– Кто?
– Ну, старушка эта?
– Это? Это – Пылаиха. Баба Валя.
Вилечка засмеялась:
– А почему Пылаиха? Это фамилия такая?
– Нет, прозвище. – Маша усмехнулась. – И не такие бывают. Ей это от мужа досталось.
Вилечка удивилась.
– Ну муж у нее был, пьяница отчаянный, и как напьется, все за спичками бежал, счас, кричит, всех запалю!!! Ну его и прозвали Ванька Пылай… а она, значит, Пылаиха. Муж ее умер давно, а она так Пылаихой и осталась.
– Мама! Ты говоришь по-деревенски. Так непривычно.
Маша обняла ожившую Вилечку, поцеловала.
– Так а как же мне говорить? Я тут родилась, мы сейчас в деревне, вот и вспомнилось.
Маша ждала Евдокию с Людмилой со дня на день, однако, как донесли соседки, Людка с матерью после операции остались пожить в Рязани у приятельницы. Испугались или замышляют что? Ну, первое – это наверняка. И второе не исключено. Ладно, они с Вилечкой будут жить в Матурове до тепла. Развлечений тут немного, радиоточка с новостями да театром у микрофона и небольшой старенький телевизор, уверенно показывающий только одну программу. А все главные новости от соседей. Маш, свояченица в Рязань ездила, на рынок, Людку видела… Евдокия с одним глазом!
Тебя они кляли, Маша, говорят, из-за тебя у Евдокии глаз-то вытек!
Неймется им! Мария Ивановна стала снова собираться. Надо уходить к озеру. Там безопасно. Туда ни Людка, ни Евдокия не сунутся.
Глава 3
Бог не выдаст – свинья не съест
Июнь истек наполовину. Мария Ивановна и Вилена неплохо устроились в избушке у Круглого озера. Раз в неделю Мария Ивановна ходила в Сбитнево, ближайшую деревню в десяти километрах по просеке, за хлебом и молоком. Неделя текла за неделей, Мария Ивановна каждый день занималась с Вилечкой – массаж, гимнастика, собирали землянику, грибы. Донки, закинутые в озеро на ночь и с утра, исправно приносили по одному-два лещика или крупных карася.
С грибами оказалось сложнее, дождей было маловато, шли в основном сыроежки, лисички, летние опята да молодые дождевики. Вдоль опушки в поле грудками вылезали шампиньоны… Пока хлеба не заколосились, беленькие и не думали появляться…
Маша, сразу как они перебрались на озеро, раскопала деляночку, наносила с полян свежего коровяка и посадила редиску, морковь, репу и пять рядков картофеля. Вилечка удивилась:
– А картошку-то зачем? Мы разве тут до осени будем?
– До осени она не доживет, молодой съедим, – ответила Маша.
Старая печка в избушке истлела в ржавую труху, ее останки Маша обнаружила в яме у опушки леса. Однако кто-то заботливый поставил крепкую пузатую буржуйку, с голенастой трубой, обернутой асбестовыми листами, и обмазанную глиной, чтобы ненароком не спалить жилье.
По лесу ходили вдвоем, Маша Вилену от себя не отпускала, присматривала. Берега озера густо поросли малинником и ивняком, особенно со стороны истекающего ручья. В озеро соваться Виленке было настрого запрещено. Воду для питья брали из родничка, а из озера только для стирки или мытья. С одной стороны расположилась дубрава, могучие узловатые стволы, изумрудная трава и обилие солнечных зайчиков, пробивающихся через густую листву. Днями Вилечка валялась с книжкой в тени деревьев или выслушивала фонендоскопом сердцебиение плода… маленькое сердечко стучало, время от времени растущее чадо распрямляло конечности и ощутимо пихалось изнутри.
Маша, глядя на Вилечкины гримаски, спросила:
– Решила, как назовешь?
– Угу… если мальчик, будет Виктором. А что, Виктор Викторович – неплохо?
– А если девочка? – Маша шутила.
– А девочка будет Викторией, Виктория Викторовна тоже ничего! А?
– Герман будет рад, он тебя хотел Викой назвать.
Как же не похож был нынешний режим на тот, к которому Вилечка привыкла в городе. Теперь они ложились с зарей и вставали с рассветом.
Маша с нетерпением ждала июля. Герман должен был взять отпуск и приехать. Найдет ли? Все-таки он тут был один раз двадцать три года назад. А с тех пор многое изменилось.
К концу июня начались дожди. Мария Ивановна ругалась: вот дождик противный, работать не дает. Но нет худа без добра, лес вымок основательно и грибов стало видимо-невидимо, да и грибников тоже. Каждый день то один, то другой набредали на избушку. В основном все свои, сбитневские. Машу они знали, заходили не столько от любопытства, сколько на огонек, посушиться да новостями поделиться.
Как-то после полудня, когда Мария Ивановна занималась в небольшом своем огороде, из лесу вышел грибничок. В сапогах, брезентовых штанах и такой же брезентовой куртке, в кепке и с большущей корзиной, полной ровных, крепеньких боровичков. Мужичок поздоровался, присел на пенек и, достав из внутреннего кармана полиэтиленовый пакет, извлек из него пачку «Беломора», спички, прикурил и спросил у подошедшей Марии Ивановны:
– И не надоело вам тут?
– Да нет пока, – ответила она, вытирая руки от земли. – А что? Мешаем, что ли?
– Да как сказать… – мужичок уклончиво отвел глаза, – место тут тихое, мотоциклисты не наезжали?
– Да нет пока еще. А что, бывало?
– А как же, парочками все, парочками…
– Да нет. Пока не беспокоили. – Маша присмотрелась. – А вы вроде сбитневский?
– Да, оттель.
– Ну и как живете?
Мужичок затянулся, помолчал, ответил тяжело:
– Плохо. Бяда.
– Да что ж случилось?
– Да как и сказать, не знаю. В деревенском стаде мор напал. Моя коровка да еще восемь слегли да и сдохли в три дня. А с фермы не успеваем молоко до молзавода довезти, киснет.
