Татьяна Форш - Цыганское проклятье
Этого просто не может быть!
Не веря в происходящее, Марья несколько долгих мгновений растерянно смотрела на незнакомца.
Может, она спит, и все это ей снится?
Но нет! Герой снов стоял перед ней. Живой и настоящий. Русые волосы с рыжинкой, прямой нос, красиво очерченные губы.
– Я не хочу возвращаться в зал, – словно оправдываясь, ответила она.
– Музыка здесь хорошо слышна, – улыбнулся герой из снов, – и воздух куда свежее.
Как заколдованная, Марья подала ему руку, и в тот же самый миг зазвучал вальс. Венский! Ее любимый! В музыку вплелись голоса птиц и стрекотание цикад, образовав самый прекрасный на свете оркестр.
Мир вокруг перестал существовать, как только его ладонь легла на ее талию. Пространство вокруг взорвалось мириадами звезд и осыпалось к ее ногам серебристой пылью. Остались только они, и больше никого.
– Я счастлив знакомству с вами, – прозвучал бархатный голос незнакомца. – Меня зовут Алексей. Алексей Романов.
– А я…
– Мария Русалова. – Он опередил ее с ответом. Улыбнулся. – Хозяйка сегодняшнего вечера и самая красивая девушка из всех, что я когда-либо встречал. Если честно, не надеялся на танец с вами, но мечтал о нем с той самой минуты, как увидел вас.
– Вы мне льстите. Здесь множество барышень гораздо красивее меня, – смущенно произнесла Марья.
– Для меня не существует никого, кроме вас.
Он не проявлял грубости, не был настойчивым, как Орлов, но Марье так хотелось быть к нему ближе. В ней боролись робость и страсть, страх и желание. Вдруг Марью кто-то толкнул. Сзади раздался виноватый голос:
– Барышня, простите великодушно!
Она и не знала, что здесь еще кто-то есть. Марья успела заметить, что теперь они наконец-то остались в саду одни, и вдруг почувствовала, что теряет опору.
Ничто не могло избавить ее от позорного падения. Она почувствовала, как подвернулся каблук, нога запуталась в длинном кружеве юбки, Мария беспомощно взмахнула руками, но тут сильные руки поддержали ее за талию.
Склонившись над ней, Алексей тревожно смотрел в ее глаза. Марья чувствовала на губах его свежее дыхание и, не в силах противиться какому-то безрассудству, сняла с него маску и жадно вгляделась в милые черты. Он почти не отличался от незнакомца, снившегося ей. Может быть, волосы чуть светлее и больше зелени в ласковых глазах. Сердце заколотилось с бешеной скоростью. Все мысли разом вылетели из головы, звуки вокруг затихли. Она снова оказалась в мире, где есть только он и она.
В его объятиях было уютно, и когда его губы приблизились на опасное расстояние, она подалась навстречу. Поцелуй был долгим и нежным. Голова кружилась, тело казалось невесомым в желанных и нежных объятиях. Марья потеряла счет времени, и ей хотелось только одного, чтобы это никогда не заканчивалось.
И тут она увидела Орлова. Он стоял и смотрел на нее, и непонятно было, чего в его взгляде больше – обиды или злости. Отстранившись от Алексея, Мария бросилась прочь. Подальше от музыки и суеты! Подальше от призрачного счастья!
Углубившись в сад, где уже царили сумерки, она не смогла сдержаться, и слезы хлынули ручьем. Марья плакала, понимая, что теперь не сможет жить прежней жизнью. Если до сегодняшнего дня у нее были только сны, то теперь они стали реальностью. Жаль, что так поздно! Бабушкин «сюрприз» и папенькин разговор со старшим Орловым теперь означают лишь одно – за нее уже все решили. Выдадут замуж за постылого Евгения, не спрашивая согласия. Если отец настоит на своем, а бабушка его поддержит.
Но как же теперь быть с Алексеем? Она любила его еще в своих снах, и вот теперь сон стал явью. И этот поцелуй. Властный, но не грубый, нежный, но настойчивый. Губы и теперь горели огнем, внизу живота разливалась сладкая истома.
Марье стало страшно. Она ведь его совсем не знает, а после постыдного бегства, скорее всего, и не увидит никогда. Наверняка он принял ее за истеричную особу, что при первой возможности позволяет незнакомцу поцелуй, а после сбегает без объяснений.
Или она ошиблась? И приняла первого встречного за героя снов? Ведь такое вполне возможно.
Могла ли она спутать ЕГО с кем-то?
Не могла!
Мысли мчались в голове, как борзые за лисицей, и вот-вот готовы были запутаться в пестрый клубок. Марья не смогла больше сдерживаться и зарыдала в голос, обняв старую яблоню. Сад был пуст, и можно было дать волю чувствам.
Подаренное папенькой колье вдруг стало жечь кожу, словно рубины раскалились и превратились в угли. Марья с ненавистью сорвала его с шеи и бросила в траву.
Мысль о предательстве отца была невыносима. Грудь сдавливали рыдания, воздуха не хватало. Не к месту подумалось, что вот так же умирала матушка в темной воде пруда. Стало еще горше. А потом разум заполнила ярость. Ледяная чернильная ярость. Она ни за что не станет женой нелюбимого, лучше пойдет к пруду и утопится. Только сначала исповедуется в церкви.
Папенька никогда не веровал в Бога, но зачем-то распорядился построить храм недалеко от их поместья. Как он говорил, сделал это в благодарность монаху за спасение.
Решено! Она попросит у Бога прощения и уйдет из жизни.
Без любимого ей этот свет не мил.
Любимый. Как сладко и одновременно мучительно горько думать так об Алексее. А он, скорее всего, и не вспомнит о ней после бала. Утешится в объятиях какой-нибудь красотки. Мужчины относятся к любви совершенно иначе, об этом она читала в романах, которые были под строжайшим запретом бабушки и отца, но она тайком брала их у подруги Аннушки и читала взахлеб.
Для нее любовь – волшебное чувство, которое заставляет парить и видеть мир только в ярких красках. Но так же ли относится к любви Алексей? Вопросов было много, и ни одного ответа.
– Мария Силантьевна? Уже вернулись? Отчего же так скоро? – Павел оторвался от молитвенника и удивленно посмотрел на девушку. Она шагнула в его келью и опустилась на лавку. Теперь, когда волны злости и отчаяния схлынули, силы покинули ее.
– Что случилось?
– Павел, я исповедаться хочу. Душу облегчить.
Марья огляделась. Иконы смотрели со стен с укоризной, словно знали о ее мыслях. Казалось, что они что-то шепчут ей, обвиняют.
