Грэхэм Мастертон - Джинн
Анна прошептала что-то, но так слабо, что я не мог расслышать. Я подставил ухо поближе. Она вновь прошептала:
— Ночные часы.
Профессор Кволт посмотрел на меня.
— Вот оно что! — сказал он. — Теперь джинн осуществил свой выход и ночные часы уже ему не нужны, а значит, их можно использовать в других целях. То есть мы можем обратить их энергию против него! Может, мы даже убьем его с их помощью!
Я встал.
— Давайте же, черт возьми, выберемся сначала отсюда! Я даже не представляю, как можно обращаться с этими проклятыми часами, а вы?
Профессор Кволт молча помог мне поднять Анну с пола, и мы, насколько могли быстро, понесли ее к лестнице по коридору второго этажа.
— Может, это и не страшно, — пыхтел профессор Кволт. — Может, с часами можно справиться и без особого опыта…
Мы с трудом спускались, Анной на руках по лестнице в кромешной тьме.
— Не хотел бы я попасть впросак с этими чертовыми часами, — сказал я.
Крики мисс Джонсон эхом разносились по коридорам, а от чудовищных звуков джинна вибрировали стены и дрожал пол.
Наконец мы выбрались из дома. На улице было тепло и свежо, а над нами горела, потухала и вновь зажигалась луна, когда на нее наползали и отходили облака. В воздухе витал некий особенный запах опасности, темная лужайка казалась огромной и дикой.
Мы подняли Анну на плечи и понесли через лужайку к ночным часам.
Дойдя до каменного пьедестала, мы положили Анну рядом на траву, и профессор Кволт проверил пульс. А я тем временем забрался на основание часов и принялся изучать неведомые арабские символы, полный отчаяния и пессимизма.
Со стороны дома раздался ужасающий вопль, который через несколько мгновений был заглушен криком джинна. В окнах готической башни мерцал слабый свет пламени, то вспыхивающий, то меркнущий, и на фоне этих коротких вспышек я в течение нескольких секунд видел, как джинн изменил свой силуэт и отошел от окна. Во что он превратился сейчас — одному Богу известно, но даже силуэта мне хватило, чтобы все тело покрылось мурашками.
— Это очередной из «Сорока Грабителей Жизней», уверенно объяснил профессор Кволт. — Джинн вступает в связь с мисс Джонсон в каждом своем обличье.
— Вы имеете в виду… что он будет… что все действительно так, и он… Он хочет испробовать все сорок?
Профессор Кволт встал с коленей.
— Все, кроме одного, — спокойно сказал он. — Сороковая ипостась — это ветер пустыни. Это такой сильный смерч, который арабы в Сахаре и называют «джинном». Когда джинн превращается в ветер, это означает, что он вне себя от ярости. Смерч — заключительный, разрушительный акт мести за то, что он долгое время был в заточении. Если верить легендам, такой ветер смертельно опасен и справиться с ним нет никакой возможности.
Я серьезно посмотрел на него:
— Выходит, в конце концов джинн обязательно превратится в смерч?
Кволт кивнул:
— Да, как только покончит с мисс Джонсон.
Я сглотнул слюну и взглянул на ночные часы:
— Короче, мешкать нам нельзя.
Профессор Кволт подошел и встал возле меня.
— Вам надо взяться здесь руками, — начал поучать он. — Да-да, именно так, двумя руками, по обе стороны от стержня. А теперь наклоните голову, чтобы коснуться подбородком треугольника, и смотрите на отверстия в стержне. Попробуйте сконцентрировать все внимание на звездах, они все должны быть видны через отверстия и представлять вместе полосу или точку.
Я нагнулся, встал на колени и сделал так, как профессор сказал.
— Вы не думаете, что будет лучше вам самим все это проделать? — спросил я профессора.
— Нет, я слишком много знаю о волшебстве джиннов и потому уязвим для колдовской силы. Эти ночные часы подобны стереоусилителю: если перенагрузить их, они срываются и дают зашкаливающий удар. А удар астрологического напряжения — это сами знаете что такое.
Я кашлянул.
— Спасибо, что предупредили…
Крики у Зимнего Порта становились все, громче и истошнее. Я прильнул к постаменту часов и стал разглядывать гравюры птиц и животных, затем осмотрел дырочки в стержне, пытаясь сконцентрироваться на мысли о том, как необходимо сейчас же уничтожить джинна, который с каждой минутой становился все опаснее.
Постепенно выгравированные линии на постаменте часов начали флюоресцировать сильнее и ярче, и я, чувствовал своими ладонями, что камень начал мелко трястись.
— А теперь, — сказал профессор Кволт, — встаньте на колени и совместите отверстия на стержне с проекцией башни.
Я выпрямился на коленях и сконцентрировал свой взор на отверстиях в указателе. Они медленно слились у меня в одну дырку, через которую я видел готическую башню Зимнего Порта. В окнах, освещенных мерцающим светом, шевелились тени, не поддающиеся никакому описанию. Я не знал, что это могло быть, да и вообще мне было все равно. Я направил все внимание и мысли на уничтожение джинна. В какой-то момент в окне появилась тень не то большого клюва, не то огромного когтя, но я пытала думать только об уничтожении джинна и ни о чем больше.
Ночные часы светили все ярче и тряслись все сильнее, но почему-то я чувствовал, что в них все равно нет нужной энергии. Я повернулся к профессору и крикнул:
— Часы не работают! Они слишком слабы!
Профессор Кволт подошел и встал возле меня на колени.
— Вы должны позвать кого-нибудь на помощь! — кричал он. — Джинна надо скорее вернуть обратно в кувшин! Нужен или сам Али-Баба, или кто-нибудь другой, но такой же силы и волшебного уменья.
— Вы с ума сошли? — сказал я. — Али-Баба?
— Да кто угодно!
— Я не знаю никаких волшебников!
Профессор пожал плечами. А над лужайкой разносились крики мисс Джонсон, переходившие в пронзительные вопли.
— Ну, хотя бы и Али-Баба! — крикнул профессор Кволт. — Это не так страшно!
Я кивнул и послушно сконцентрировал внимание на дырках в стержне ночных часов. Только поймав в них сфокусированное изображение Зимнего Порта, я тут же начал взывать к имени Али-Бабы, заорав что есть мочи.
— Громче! — сказал профессор.
Я заорал громче.
— Это бесполезно! — кричал профессор Кволт. — Громче!
— Али-Баба! — вопил я. — Али-Баба, иди к нам на помощь! Помоги мне, Али-Баба, ради всех смертных!
Тут зазвенели все окна в готической башне и сама башня взорвалась: во все стороны полетели осколки стекла и куски дерева, объятые пламенем обломки стучали и разбивались о крышу Зимнего Порта, из-под развалин башни вырос и поднялся высоко вверх крутящийся вихрь дыма и пыли, набиравший силу и издававший неописуемые звуки. Небо почернело от пыли, всех обдало горячими струями воздуха.
— Это ветер пустыни! — сказал профессор Кволт, его голос звучал так нервно, так беспомощно, что я не узнал старого сильного профессора.
