Сьюзан Хаббард - Исчезнувшая
Тут они с Бернадеттой рассмеялись, и я не могла взять в толк почему, пока Бернадетта не успокоилась настолько, чтобы сказать:
— Ари, ты бы видела свое лицо, когда она это сказала!
— По-моему, она еще девственница, — сказала Осень Бернадетте, а та ответила:
— Исключено, — и обернулась ко мне: — Что, правда?
Я зачерпнула горсть чипсов.
— Не ваше дело.
Но сознание того, что они-то нет, заставило меня почувствовать себя юной и наивной, в очередной раз чужой в их мире.
Осень с Бернадеттой проболтали допоздна. Я в основном слушала, удивляясь, как быстро у них нашлись общие темы. В комнате горела только моя фарфоровая лампа, освещая птичек, но оставляя наши лица в тени.
Бернадетта говорила о завтрашнем выезде.
— Жалко, ты не можешь поехать с нами, — сказала она Осени, которая устроилась спать на полу. — Мест в каноэ хватит только на десятерых. Можешь пожить в нашей комнате, пока нас не будет.
— Наверное, прогуляюсь по кампусу, — отозвалась Осень. — Все равно бы я на болото не поехала.
— Но ведь там будет по-настоящему здорово.
Бернадетта вкратце пересказала несколько лекций по окружающей среде, причем у нее получилось лучше, чем у профессора Райли.
— Это самое большое болото в Северной Америке, — говорила она. — Некогда оно было частью океанского дна, но теперь покрыто торфяными отложениями и дождевой водой. В начале девятнадцатого века люди селились на болоте, и лесорубы снесли тысячи деревьев. Затем его превратили в заказник для дикой фауны.
— Угу, — откликнулась Осень.
— Имя ему дали индейцы. На их языке «Окифиноки» означает «страна колышущейся земли», ибо торф настолько неустойчив, что, если топнуть по земле, деревья закачаются. — Бернадетта явно предвкушала, как заставит деревья трястись.
Осень зевнула.
— Биоразнообразие там просто поразительное, — попыталась я поддержать Бернадетту. — Более сотни видов птиц, и аллигаторы, и пять видов ядовитых змей.
— Змей, да? — сонно переспросила Осень.
— В болоте нет дорог, только тропинки и гати, — продолжала Бернадетта. — Мы поплывем на каноэ, одну ночь проведем в избушке, а другую на помосте.
— А вы не боитесь? Все эти крокодилы и змеи…
Я не боялась, но не хотела отвечать за Бернадетту.
— Я больше боюсь других вещей, — сказала моя соседка. — Мы читали кое-какие сказки о странных огнях и болотных тварях…
— Болотных тварях? — Осень впервые оживилась.
— Обезьянолюдях, великанах и призраках. — Тон Бернадетты сделал бы честь и вампиру, подумалось мне. Она знала, как превратить простые фразы в историю. — Создания тьмы, что бесшумно перемещаются от дерева к дереву. В избушке, где нам предстоит ночевать, по слухам, водятся привидения.
— Правда? — спросила я.
— Джейси делала на эту тему устный доклад в первую неделю занятий, — сказала Бернадетта. — Ты пропустила. Она утверждает, что там убили женщину и ее призрак бродит по ночам. Профессор Райли сказал, что это просто легенда, но я верю. К тому же есть сведения об НЛО и похищениях людей пришельцами.
— Ну, про это я все знаю, — сказала Осень. — Правительство хочет, чтобы мы думали, будто их не существует, но по радио почти каждый вечер идут ток-шоу об НЛО. Иногда я думаю, что, может, так случилось и с Мисти.
— Мисти — это девочка, которая пропала у нас в городе, — пояснила я, и Бернадетта кивнула.
— Она отправилась полюбоваться звездами, — сказала Осень. — Может, что-то спустилось и забрало ее. Кто знает? Все равно, вы только за этим и собираетесь туда — посмотреть на НЛО?
— Нет, мы едем изучать природу. — Бернадетта зевнула. — Одно дело — читать об этом, другое — увидеть вблизи.
— Не думаю, что когда-нибудь пойду в колледж. — В голосе Осени прозвучала неожиданная решимость.
— И что ты станешь делать, когда закончишь школу? — Я потянулась выключить лампу.
— Раньше думала, что перееду к Чипу, — произнесла она как-то покорно. — А теперь не знаю. Иногда мне кажется, что я стремительно несусь в никуда.
Я хотела как-то утешить ее, но на ум приходили только банальности. «Ты еще молода. Ты это переживешь».
— Да, мне самой иногда так кажется, — сказала Бернадетта.
Осень еще спала, когда мы на следующее утро уходили. Бернадетта оставила ей записку, что она может жить у нас, сколько хочет. «Не грусти о своем бывшем, — написала она. — Ты еще не встретила свою половинку».
Она положила записку возле спального мешка Осени. Осень спала на животе, и нам было видно только ее откинутую руку и копну темных волос.
— Спасибо, что была так мила с моей подругой, — сказала я Бернадетте, когда мы вышли.
Она пожала плечами.
— Мне ее жалко. Кажется, она несколько потерялась.
Мы дотащили рюкзаки до парковки и заняли два места в самом хвосте автобуса. Мартовское утро было зябким, восходящее солнце раскрасило небо оранжевыми полосами. Прочие студенты устраивались на своих местах. Некоторые держали в руках чашки с кофе и горячим шоколадом, ароматы которых наполняли салон автобуса. На завтрак у меня был только глоток тоника прямо из бутылки. Как правило, мне этого вполне хватало, но сегодня мне было голодно и муторно с недосыпа.
Профессор Райли и профессор Хоффман сели последними. Вид у них тоже был сонный.
— Никаких песен, — велел нам Хоффман.
Когда автобус вырулил из кампуса, я обернулась посмотреть, как исчезает вдали Хиллхаус… и увидела удаляющийся в противоположную сторону бежевый внедорожник. Я не видела водителя, да и саму машину толком не разглядела, но, несмотря на печку в автобусе, меня передернуло.
Большинство студентов во время короткой поездки до Окифиноки дремали. Я бодрствовала. Чем выше поднималось на небе солнце, тем легче становилось у меня на душе. В Джорджии, должно быть, тысячи бежевых джипов, сказала я себе.
К тому времени, когда мы доехали до входа на болото возле Уэйкросса, забрали разрешения на стоянку и нагрузили каноэ, было уже около десяти. Потеплело до восемнадцати градусов, достаточно, чтобы скинуть куртки и жилеты. Спальники и продукты мы сложили в большие непромокаемые мешки, поставили их в центр каноэ и привязали эластичными ремнями.
Я как раз привязывала к каноэ свой багаж, когда Бернадетта воскликнула:
— Бедняжка… смотри!
На берегу, футах в ста от нас, лежал аллигатор. Вид у него был такой, словно кожа съежилась и присохла к костям, — истощенный, но еще живой. Я видела жизнь в его маленьких темных глазах.
— Что с ним? — спросила я.
