Ужасно-прекрасные лица (ЛП) - Чень Линда

— Что ты делаешь? — она ошеломлена, явно не ожидая, что я откажусь от своей привычки следовать её примеру, чтобы избежать неразрешённой неразберихи в наших отношениях.

— Кое о чём я тебе никогда не рассказывала, — говорю я, забирая книгу из её рук и кладя её на тумбочку. — Я не осознавала этого в то время. Наверное, я так увлеклась Чжин-Хваном, потому что у меня было разбито сердце, а с ним я чувствовала себя любимой. И мне хотелось разозлить тебя. Хотелось, чтобы ты ревновала.

Кэнди быстро моргает, не в силах скрыть удивления.

— Это ведь сработало, верно? Ты всегда наблюдала за мной, когда я флиртовала с ним. И ты была в бешенстве, когда застукала нас в трейлере. Ты пытался вести себя так, будто всё нормально, но я знала, что ты в ярости.

Я наклоняюсь вперёд, приближаясь к её лицу:

— Я сейчас покажу тебе, чем мы с Чжин-Хваном занимались до того, как ты вошла...

Кэнди наиболее грозна, когда её загоняют в угол. Ей не нравится, когда её голос ничего не значит и не она принимает решения. Я хочу посмотреть, что она сделает, когда я свергну её с трона контроля.

Я наклоняюсь, опираясь на ладони, всё ближе и ближе, пока мои губы не касаются её шеи сбоку. Кэнди подо мной совершенно неподвижна. Интересно, если прижаться к её груди, услышу ли я громоподобный ритм, перекликающийся с моим собственным бешеным сердцебиением?

Я легко провожу губами по её шее к уху. Когда я касаюсь зубами мочки её уха, у неё резко перехватывает дыхание. От этого звука у меня кружится голова, внутри вспыхивает белый жар. Рука обвивается вокруг её талии, кончики пальцев скользят по уязвимому участку обнажённой кожи под подолом её ночной рубашки. Руки Кэнди поднимаются и опускаются мне на плечи, не притягивая меня ближе, но и не отталкивая.

Я медленно отстраняюсь от неё. Щёки Кэнди заливает румянец, мы обе безуспешно пытаемся выровнять дыхание.

— Ты сказала, что на мои чувства повлияла дева. На что ещё она способна?

Едва я упоминаю о деве, выражение лица Кэнди меняется. Взволнованный взгляд исчезает, заменяясь чем-то совершенно другим. Она отворачивается от меня лицом к стене и втягивает плечи:

— Я не могу говорить об этом.

Внезапно она выглядит маленькой и потерянной.

Испуганной.

Воспоминание о Кэнди, тихо всхлипывающей в том туалете, сменяется резким облегчением. Её покрасневшие глаза. Как сильно она пыталась скрыть любой признак слабости.

Наконец меня осенило. До меня всегда слишком долго доходило, я совсем не обращала внимания на скрытые намерения, на то, как, казалось бы, несвязанные детали сочетаются друг с другом, образуя общую картину.

Всё это время я ошибалась.

Кэнди хочет, чтобы я воспринимала её присутствие как враждебное. Она ведёт себя холодно и отстранённо с явной целью оттолкнуть меня от себя, но это лишь притворство. Она пытается защитить меня от чего-то. Что-то, что пугает её саму.

Детали наконец встают на свои места.

Небесная дева, которую Кэнди описывала как божественного духа-хранителя, исполняющего желания и дарующего благословения... Возможно, не такая она уж и доброжелательная.

Глава 23. Наши дни

О Ханне никто не вспоминает.

После её отъезда настроение у девушек было лёгким. Они подпрыгивают на носках, напевая себе под нос, когда вместе ходят по коридорам. Я начинаю сомневаться, всё ли было так, как я помню.

Там действительно был нож? Я правда видела, как она поранилась? Я правда держала Ханну на руках с этими глубокими порезами по одной стороне её лица? Фэй была единственной, кто при этом присутствовал, но сейчас её нет; больше никто не может подтвердить мою версию событий.

Это не моё лицо.

Хочу домой.

Когда я пытаюсь вспомнить, что произошло, вспоминается только голос Мины, говорящей эти ужасные вещи, а не Ханны. Я крепко зажмуриваюсь, борясь с подступающей головной болью.

— Может быть, у Ханны действительно случился нервный срыв, и это не связано с другими происшествиями? — предполагает Юджиния.

Когда я снова открываю глаза, мир встаёт на своё место. Уже утро. Я в комнате Юджинии. У неё уходит мучительно много времени на подготовку. Я жду, кажется, уже несколько часов, а она не встаёт со стула, продолжая смотреть в туалетное зеркало на своём столе. Обе её соседки по комнате уже ушли на утренние занятия.

Я смотрю на часы на её тумбочке:

— Почти 8:30. Что ты делаешь — считаешь поры на лице?

Она прижимает кончики пальцев к уголкам глаз, потирает ямочки щёк, затем проводит руками по линии подбородка.

— Моя кожа такая чертовски раздражённая, — жалуется она. — У меня что, срыв?

Я испускаю тяжёлый вздох и подхожу:

— Дай посмотреть.

Она поворачивается на стуле, и я наклоняюсь, чтобы осмотреть её кожу на предмет каких-либо признаков покраснения или характерного бугорка от прорезающегося прыща. Я не вижу никаких подозрительных пятен, но когда я приглядываюсь повнимательнее, черты её лица внезапно приобретают чужеродный оттенок. В мгновение ока кажется, что её лицо слегка изменилось: острые, раскосые глаза кажутся больше, сильный нос более заострён, резкие углы подбородка как-то округлились, стали мягче.

Когда я моргаю снова, её лицо снова выглядит таким же. Должно быть, это из-за угла освещения, отбрасывающего странные тени. Я откидываюсь назад и нетерпеливо скрещиваю руки на груди:

— Ты выглядишь прекрасно, просто сногсшибательно. Боги плачут. Ты не могла бы поторопиться?

— Мне кажется, или люди здесь становятся не такими уродливыми? — комментирует Юджиния, роясь в своей косметичке. Она достаёт маленькую жестянку, плоскую и круглую.

Я замираю.

— Что это? — спрашиваю я.

— Образцы глиняных масок, которые раздавали несколько недель назад. Я думала, у тебя тоже есть, — она открывает крышку и опускает пальцы внутрь.

— Нет! Не прикасайся к ней! — я бросаюсь вперёд, выбивая жестянку из её рук на пол.

— Что, блин, это было?! — визжит Юджиния.

Часть содержимого жестянки проливается на пол. Оно тёмно-коричневого цвета. Я наклоняюсь вперёд, пытаясь определить, есть ли в нём оттенки красного, соответствует ли он цвету из моей памяти.

— Ты что, с ума сошла?! — Юджиния недоверчиво смотрит на меня.

Я опускаю взгляд на жестянку на полу, затем возвращаюсь к Юджинии. Медленно, спотыкаясь, я бреду к двери.

— Я... мне нужно подышать свежим воздухом.

Я поворачиваюсь и выбегаю, оставляя раздражённую Юджинию позади.

Вдоль коридора двери нескольких комнат стоят открытыми, внутри никого нет, с кроватей убраны простыни. Некоторое время назад я не смогла сосчитать, сколько девушек ещё осталось в программе. Где-то на этом этаже должен быть выход на балкон. Я бывала там раньше.

Где это? Почему я не могу вспомнить?

Сворачивая за угол, я чуть не врезаюсь в какую-то девушку, идущую по другому концу коридора.

— Прости!

— Без проблем, Санди, — девушка лучезарно улыбается мне.

На несколько секунд я совершенно сбита с толку. Ей известно моё имя, и на ней танцевальный костюм. Теперь я должна быть знакома со всеми, и всё же я понятия не имею, как её зовут. В её привлекательности есть что-то знакомое: водянистые глаза, обрамлённые густыми ресницами, тонкий нос, заострённый подбородок, чёрные волосы, ниспадающие до талии.

— С тобой всё в порядке? — спрашивает девушка. — Ты выглядишь немного уставшей.

Я отступаю в шоке. Теперь я узнаю её голос. Алексис. Эту девушку зовут Алексис.

— Твои волосы... — с трудом выдавливаю я.

— Юна мне их покрасила, — она перекидывает тёмную прядь через плечо, её солнечно-русый цвет исчез. — Естественный вид гораздо более в тренде. Хорошо смотрится?

— Да, это… это выглядит великолепно… Ты тоже сменила макияж? — спрашиваю я.

— Совсем чуть-чуть. Трудно соревноваться со всеми вами, тяжеловесами, — она улыбается, скромно, какой не была, когда я впервые встретила её. Её зубы болезненно белые.