Беспредел (сборник) - Коллектив авторов

Внутри машины никого нет. Настя поняла, что это неправильно, когда Костя повернул ключ в замке. Неправильно, ужасно‑ужасно‑ужасно неправильно, потому что там, в «королле», должна была сидеть Света. И еще в салоне должен быть пес, «песель», подросший за год жизнерадостный щенок хаски.

А там пусто.

Она так и замерла на месте с не успевшим вырваться из груди визгом «сюрпри‑и‑из», и Анжик тоже застыла, так как именно в этот момент Костя закончил возиться с замком багажника и резко, с хлопаньем, поднял крышку. Взгляды обеих девушек опустились вниз.

Внутри багажника лежало что‑то красное и мокрое – мокро‑красное, красно-мокрое, – упакованное в полиэтилен. Вполне возможно, в тот самый полиэтилен, обрывки которого болтались в саду на стенах теплицы.

Что-то не так… Что-то совсем-совсем НЕ ТАК.

Краем глаза Настя уловила движение – это у Анжик отвисла челюсть, задрожали полные губы, полезли из орбит глаза. Не соображая, что делает, подчинившись внезапно проснувшимся в ней животным инстинктам, Настя быстро и бесшумно прижала ладонь к лицу подруги. Закрыла Анжик рот, чтобы та не выдала их криком.

– Если в кране нет воды-ы, значит, выпили жиды-ы, – глухо провыл Костя и захихикал. Упершись руками о бортик, склонился над багажником. – Если в кране нет… Ну что, сучка, еб твою, далеко уехала?

Настя почувствовала, как шевелятся волосы на затылке, и это был не ветер. В голосе стоящего перед ними буквально на расстоянии вытянутой руки молодого мужчины слышались тонкие истеричные нотки. Отдельные слова звучали еле слышно, неразборчиво, другие Костя, наоборот, почти выкрикивал. Настя с трудом узнавала этого человека – фигура, прическа казались знакомыми, но одновременно и чужими, словно кто‑то натянул на себя костюм Кости.

Кто‑то больной на всю голову.

– К маме она собралась, падлюка! Вот тебе мама, вот! – Человек, похожий на мужа их подруги, несколько раз сильно ударил окровавленный сверток кулаком. Только сейчас Настя заметила на предплечьях и майке Кости алые разводы. И, что самое ужасное…

То, что лежало у него в багажнике, сваленное там, как мешок картошки, – оно никак не отреагировало на яростные удары. Там, под полиэтиленом, чавкало и хлюпало, но это не были звуки чего‑то живого.

Ладонь Насти увлажнилась. Она услышала тяжелое сопение пускающей слюни Анжик, да ей и самой уже хотелось орать от ужаса. Но каким‑то чудом Настя сдерживала себя. Продолжая зажимать подруге рот, она попятилась, осторожно увлекая ее обратно, за угол дома, в их жалкое укрытие. И только об одном сейчас молила Бога – чтобы Анжик не выронила гребаную бутылку.

– Если в кране есть вода, значит, жид нассал туда! – Костя снова засмеялся – тоненьким детским голоском. На секунду выпрямился, застыл. Настя и Анжик тоже замерли, затаив дыхание.

Костя медленно наклонил голову набок. Посмотрел направо, на забор. Потом резко, по‑птичьи, дернулся в другую сторону.

«Только не за спину. Только не смотри за спину».

– А ты что, сучара, думала меня бросить? Кинуть меня решила, блядина жидовская, да?!.

Медленно, очень медленно Настя сделала еще пару мелких шажков назад. Они уже, пятясь, обогнули крыльцо – до спасительного угла остался буквально метр. Легкие разрывало от недостатка кислорода – Настя боялась дышать ртом, в горле застрял истеричный всхлип.

– Еще ни одна жидовка меня не бросала, ебанарот… – он снова начал что‑то бормотать. Потом нагнулся, закопошился в багажнике, шурша полиэтиленом. Вытащил оттуда что‑то. Воспользовавшись моментом, Настя и Анжик успели преодолеть оставшееся расстояние и прижались спинами к стене дома.

Во дворе громыхнуло, лязгнуло. Настя, жестом приказав подруге молчать, осторожно отвела ладонь от ее лица и еще более осторожно выглянула из‑за угла: Костя расхаживал вокруг машины, болтая руками в воздухе – разговаривал сам с собой, но с таким видом, будто выступал перед толпой зрителей. Насте все еще с трудом верилось, что это тот самый парень, с которым они все учились в одной школе, который был-то всего на пару классов старше… Но когда он повернулся лицом к дому, Настя убедилась – он. Он, Костя.

Просто Костя… сошел с ума.

– Лопаты говно стали делать, а? – Теперь он смотрел прямо на дом, словно обращался непосредственно к Насте, хотя и не мог видеть ее из‑за крыльца. По бледному, белому лицу ползали пятна.

– Суки пархатые, на всем экономят! Раз копнешь – и черенку кирдык. А еще грибники эти… Ну ничего, ничего, где наша не пропадала!.. А вот… хер вам! – Костя потряс в воздухе кулаком. «Красным от крови убитой им Светки кулаком!» – криком кричала внутри Насти маленькая насмерть перепуганная девочка, но безумец визжал гораздо громче. – Хуй вам, слыхали? – вопил Костя. – ХУЙ! ВАМ! Вот ТАКЕННЫЙ, блядь, необрезанный русский ХУЙ! Если в кране нет лопат… нам топор и брат и сват!

Резко развернувшись, он, пританцовывая, направился в сторону, противоположную той, где скрывались девушки.

– Настя‑а‑а…

– Тише-тише. – Она обняла Анжик за плечи, посмотрела в глаза.

– Настя‑а‑а, он, он…

– Он в любой момент может нас найти, – тихо, но как можно четче произнесла Настя, надеясь, что так до подруги лучше дойдет смысл сказанного. – Надо валить, Анжик, понимаешь?

– Ну не‑е‑е… – Анжик вся мелко тряслась от ужаса. Насте дико захотелось влепить ей крепкую пощечину, от души врезать по дрожащей пухлой щеке. Сдержалась – звук удара мог услышать слоняющийся в округе сумасшедший.

– Ворота, – прошептала Настя. – Он не запер ворота, помнишь?

Глаза Анжик закатились, вряд ли та что‑ нибудь сейчас соображала, в полуобморочном состоянии. Настя, так и не решившись отвесить подруге пощечину, сильно ущипнула ее за полную грудь – Анжик ахнула от боли, но во взгляде проявилась хоть какая-то осмысленность.

– У нас мало времени, – сказала Настя. – Надо бежать.

– Бежать?.. – неуверенно повторила Анжик. – Меня ноги не держат…

Дальше разговаривать было нельзя – Настя услышала шум со стороны сарая. Кажется, Костя снова затянул свою дебильную песенку. В любую секунду психопат мог вернуться – и да, кстати, что он там говорил про топор?

На полусогнутых (хорошо, что на ней были босоножки – «чоботы», как говорил дядя Витя, – а не туфли какие‑нибудь московские на высоких тонких каблучках) Настя пробежала десяток метров до дощатой коробки сортира и встала там, прижавшись всем телом к доскам. Мелкая щепка ужалила щеку, но Настя не обратила внимания на укол. Оглянулась на Анжик – подруга все еще стояла, пошатываясь, у крыльца, с бутылкой в безвольно повисшей руке.

– Если в кране нет воды-ы…

Настя махнула подруге: быстрее, дура, быстрей же! Но та затрясла головой из стороны в сторону: нет, нет, нет, ни-за-что!

– Значит, выпил ее ТЫ! – голос и шаги раздались совсем рядом, буквально в нескольких метрах: Костя возвращался. Анжик медленно осела за крыльцом. Настя замерла, прислушиваясь.

Теперь подруги оказались разделены: одна стояла возле сортира, другая забилась в угол между крылечком и стенкой дома. Настя видела Анжик, а та видела ее, но никто из них сейчас не видел Костю. Судя по звукам, тот опять возился с багажником. Шуршал полиэтиленом, разворачивал сверток, кулек с чем‑то, что – в этом Настя уже не сомневалась – когда‑то было Светой.

Распахнутые настежь ворота манили, притягивали взгляд, но… «Если я сейчас побегу – он увидит». Защекотало подбородок – по щеке вниз, к шее, стекла капелька пота.

– Вот какого хера ты такая жирная стала, а? Слониха, епт! Разве не в обратку теперь должно быть, а?

Тяжелый влажный шлепок. «Вытащил труп из машины», – догадалась Настя.

– Если… в кране… – Натужно кряхтя, Костя медленно выволок тело на середину двора.

Она поняла это по звуку и по тому, как столь же медленно распахивались глаза Анжик – та могла видеть происходящее, из ее угла обзор был лучше. И к тому моменту, когда Костя закончил, глазные яблоки Анжик уже вылезали из орбит, напоминая белые мячики для настольного тенниса, которые кто‑то словно воткнул в ее рыхлое лицо.