Георг фон Штайнер - Супруги Харрисон поздравляют Вас
Он обежал глазами полутёмную комнату. Нет, ничего подходящего нет. Придется бить кулаком.
Ещё раз глянул на дверь, в которой не было замка. Дверь ли это вообще или бутафория? Нет, это совершенно реальная дверь. Если не учитывать отсутствия ручки и замка.
И тут он увидел, что в почтовом ящике что–то лежит. Белое. Конверт. Нет, открытка. Значит, это всё–таки дверь. По крайней мере, с той стороны есть прорезь для почты. И к этой двери с утра уже приходил почтальон.
Он откинул крышку ящика, достал послание.
Да, открытка. На рисунке два то ли серебряных то ли платиновых колечка, соединенные ленточкой с надписью «Вместе до конца». Тончайшая паутинка серебристого узора. На обратной стороне, вверху, отпечатанный типографским способом текст: «Супруги Харрисон поздравляют Вас», и дальше, уже от руки: «с днём Вашего бракосочетания, дорогая Джейн! С пожеланиями полного единения! Надеемся, вы сделали хороший выбор. Хлоя и Томас Харрисоны».
«Ты сумасшедший, парень, — сказал он себе. — Реально, ты сумасшедший, чувак. Ты женился на какой–то чокнутой девке, женился в пьяном угаре или обдолбаный напрочь… Ну и что, что не употребляешь. Пробовал же однажды. По пьяни мог и повторить… Нет, но каковы эти супруги, а! Могли бы поздравить и меня. Дорогие Джейн и Дик… Ты сделала хороший выбор… А может быть, это я его сделал… Бред. Бред! Это всё невозможно. Неправда».
— Что там, дорогой?
Он не слышал, как она подошла.
Она так и ходит голая. Встала в двух шагах от него, смотрит прямо в глаза. Никакого выражения. Кроме жадности. Дремучей какой–то, животной жадности. Похотлива как… как сто кошек.
— Вот, — он протянул ей кусочек картона. — Открытка.
Она взяла, пробежала глазами, небрежно улыбнулась, отбросила.
— А ты почему одет, милый?
— Я?.. Думал сходить в магазин… Пивка… Ты пьёшь пиво, Джейн?
— Я бы выпила тебя.
— Конечно, — попытался он улыбнуться. — Я тоже откусил бы от тебя кусочек, но…
— Я хочу тебя, Дик!
Она подошла к нему вплотную, упёрлась грудью в его грудь; взгляд её глаз отразился от его темени изнутри черепной коробки.
Запах… Он не почувствовал его раньше. Впрочем, неудивительно: она же так и не подмылась… Хотя, нет, это не тот запах, не аммиачный запах спермы в смеси с её выделениями. Этот запах идёт от всего её тела — странный, почти неуловимый, тягучий, острый, пьянящий, дикий, лишающий рассуд…
Он ворвался в неё с такой необузданной силой, что её затылок ударился о дверь, головой к которой она лежала. Её ноги тут же сомкнулись над его поясницей, прижимая; руки сцепились на его затылке, а вагина с такой страстью обхватила Дика–маленького, что Дик–большой зарычал, яростно забился и, дёрнувшись раза три–четыре, вскрикнул, замычал, уткнулся в шею Джейн и замер, истекая. А она, дрожа мелкой дрожью, всхлипывала и хрипло постанывала, впитывая и впитывая в себя его страсть, будто и вправду выпивая. И когда он вышел из неё, обессиленно повалившись рядом, из неё ещё минуту или две наплывами истекала мутно–белесая жидкость, с которой смешалось его семя.
«Так не бывает, — думал он, лёжа рядом с ней, в полуспущенных джинсах, из кармана которых вывалился телефон. — Нереально. Из меня, наверно, полстакана вылилось… Но какой кайф, а!.. И первый раз — текло и текло… И я готов залезть на неё ещё раз… Она ничего мне не подмешала вчера?.. Что происходит вообще?!»
— А как открывается эта дверь? — спросил он, едва ворочая языком от усталой опустошенности.
— Снаружи, — сипло–прерывисто прошептала она, ещё, кажется, оргазмируя.
Он взял её руку, поднес кисть к глазам.
Ха–ха!.. Никакого кольца у неё на пальце не было.
- 2 -
— Ты… ты не хочешь пойти в ванную? — спросил он, зайдя после душа в спальню, где она сидела на кровати по–турецки, голая, отрешенно глядя на туалетный столик.
— Зачем? — спросила она без всякого выражения.
— Ну-у… я… после секса принято… особенно дамы…
Она перевела глаза на него.
«Только не это! — подумал он, уловив в её взгляде знакомую заинтересованность. — Я же умру».
— А где твоё кольцо? — спросил он, пытаясь отвлечь её от ненужной задумчивости.
— Кольцо? — растопырив пальцы, она посмотрела на свои руки.
— Ну да, кольцо, — и он продемонстрировал ей то, что было надето на пальце у него.
— Кольцо, — повторила она и откинулась назад.
Когда она легла, вытянувшись, он внутренне сжался, ожидая знакомой фразы, но она закрыла глаза и, кажется, задремала.
Что–то было странное в её теле, что–то, чего он не заметил раньше. А может быть, раньше ничего и не было. Под грудями, там, где заканчиваются ребра, даже особо не присматриваясь, можно было различить две припухлости — две шишечки, будто под кожей расположились мячики для пинг–понга. Пробежав взглядом по её телу вниз, он заметил две точно таких же припухлости на бедрах, чуть выше коленей. Что это? Сальники? Да нет, пожалуй, слишком крупные, да и не может эта гадость располагаться так симметрично.
«Во что ты вляпался, чувак? — обратился он к себе, впервые за этот день почувствовав укол страха — настоящего страха, а не озадаченной растерянности. — А ведь ты точно во что–то вляпался… Какие мысли, старик?»
Никаких мыслей у него не было. Он вообще не чувствовал ничего, кроме дикой усталости, опустошённости и вот этих первых позывов тихого ужаса. Да ещё полусонного желания вырваться из этого дома, хотя бы и пробив головой стену.
Убедившись, что она спит, он тихонько вышел из спальни, прикрыл за собой дверь. Прошел к входной двери, на ходу подобрав телефон, и тщательно осмотрел её. Дверь деревянная, явно толстая, массивная, на прочных кованых петлях и пригнана так плотно, что любые мысли о взломе отпадают сразу. Он на всякий случай ударился в неё плечом, поднажал… Если кто–нибудь и мог бы попытаться её взломать, то разве что этот русский, Кинг—Конг, Человек—Гора с его кувалдой…
Но это невозможно! Ведь должна же Джейн как–то выходить из дому. Наверняка где–нибудь есть еще один выход. Спуск в подвал… Подъём на чердак… Нужно осмотреть дом, пока эта… это животное спит.
Он ещё раз толкнул дверь, чтобы убедиться, что через неё ему не выбраться. Потом осмотрел почтовый ящик. Ни одного шурупа, которым бы тот крепился к двери, не было. Наверное, этот странный, чуть ли не бронированный, почтоприёмник каким–то образом крепился к двери снаружи.
Ловушка. Этот дом — ловушка. И да — без окон, без дверей. Его посадили в эту ловушку, к этой сумасшедшей похотливой бабёнке. Кто и зачем? И как и когда?
На всякий случай он не очень сильно ударился лбом о дверь. Если он спит, то такого удара вполне достаточно, чтобы проснуться.
