Георг фон Штайнер - Супруги Харрисон поздравляют Вас
Обзор книги Георг фон Штайнер - Супруги Харрисон поздравляют Вас
Супруги Харрисон поздравляют Вас
- 1 -
Дождь, который поначалу лениво накрапывал, набирал силу, так что пришлось раскрыть зонт. Её тонкое лицо улыбалось ему за окном, все быстрее покрывавшимся разводами и каплями. До отправления поезда оставалось две минуты — две томительных минуты, когда с одной стороны не хочется, чтобы она уехала, а с другой — затянувшееся прощание начинает уже раздражать: стоишь как идиот с приклеенной к губам улыбкой, сдерживаешь зевоту и боишься нечаянно посмотреть на часы.
Она улыбнулась ему, кивнула головой.
Он пожал плечами.
Что–то исподволь не то томило, не то тревожило, как бывает обычно, когда кажется, что забыл что–то важное — сделать, сказать, спросить. Может быть, он оставил дома включенной воду?.. Да ну! С ним сроду такого не бывало. Да это и совсем не то.
Вагон дёрнулся.
Наконец–то! Нет, это еще не отправление, но уже почти.
Ах черт! Точно! Вспомнил! Телефон!
— Энн! — крикнул он.
Вряд ли она его услышала, но она не сводила с него глаз, так что брови её с готовностью метнулись вверх и она вопросительно кивнула.
— Телефон. Ты говорила, чтобы я позвонил!
Она покачала головой: ничего не слышно.
Открой же окно! Ну! Открой окно!
Наверное, он прокричал это, а она прочитала по губам, потому что поднялась и попыталась опустить створку. Конечно, у неё ничего не вышло. Ох уж эти мармеладные барышни!
Вагон дёрнулся ещё раз, что–то в нём заскрипело, зашипело.
Чёрт!
— Телефон! — крикнул он, поднося руку к уху.
Она закивала: да–да, я поняла, сейчас…
Но у неё не получалось открыть это чёртово окно. Может быть, забежать в вагон?.. Да нет, уже поздно.
Поезд тронулся. Ну хоть бы хватило у неё ума написать на бумажке и показать ему. Так нет же. Да и поздно уже.
Вагон медленно пополз вперёд, он пошёл следом за ним, ещё надеясь, уворачиваясь от налетевшего вдруг ветра, который норовил вырвать зонт.
Наконец–то! Он уже перешел на трусцу, когда ей удалось–таки чуть приспустить створку. Дальше, однако, дело не пошло, как она ни дёргала ручку. Да ладно, брось ты его к чертям, скажи номер!
— Говори! — крикнул он ей.
Поезд медленно набирал ход. Он бросил зонт и уже бежал по мокрому перрону, который вот–вот кончится. Из–под ног его летели брызги, по волосам текло — дождь незаметно превратился в ливень.
— Говори!
Ну что ж ты! Чёрт, я не могу бежать так до бесконечности.
Она наконец сообразила, бросила дёргать ручку, попыталась просунуть голову в образовавшуюся щель, но та была слишком узка.
— Мис…р М…бр! — закричала она, но гул состава, ветер и шум дождя помешали ему расслышать её слабый голос за почти закрытым окном. — …анс Мак… Один…цать ча…в. Не …будь, о…надцать.
— Да, да! — заорал он, теряя силы, отставая. Впереди, метрах в двадцати замаячил край перрона. — Номер?!
— Н…ер …ать семь …ать три …а два… …е…ре!
— Что?! — прокричал он, теряя всякую надежду и останавливаясь
— Да… Мак…! — донеслись до него её последние слова. — …ы…шал? Данс …абр!
Он достал мобильник, нашёптывая услышанные цифры, торопясь записать, пока они не улетучились из памяти.
И тут чья–то рука вырвала у него телефон. Высокий худой негр улыбнулся ему со ступеньки последнего вагона, помахал рукой, в которой сжимал украденный мобильник…
Он открыл глаза. Сновидение улетучилось моментально, не оставив после себя почти никаких воспоминаний. Только чёрная улыбающаяся рожа да ощущение чего–то безысходно–тяжелого, а ещё пакостный вкус во рту.
Потом, когда взгляд его прояснился, а мозг обрёл способность воспринимать и обрабатывать сигналы от органов чувств, пришло тревожное ощущение неправильности. Он не мог бы сейчас точно сформулировать, в чём заключается неправильность, но в мозгу тревожно замигала красная лампочка — что–то не так.
Запах… Да, это было первое, что не вписывалось в привычную картину мира. Запах был совершенно чужой. От помещения и от постельного белья исходил едва уловимый неродной запах.
Бельё… Он совершенно точно не видел никогда вот этого пододеяльника шоколадного цвета, шелковистого.
Трусы… Дома он никогда не спал без трусов, если только был в постели один.
Комната… Откуда здесь вон то зеркало? Почему видеопанель висит не на той стене? Где стеклянный столик, купленный месяц назад?
Чёрт!..
Он дёрнулся, повернулся на спину, сел в постели и…
Она лежала рядом, на животе, согнув одну ногу, обнимая подушку. Её длинные каштановые волосы разметались, наполовину скрыв лицо, но ему и не нужно было видеть её лицо, потому что… просто потому, что никто не мог спать с ним в одной постели.
Хотя, если вспомнить вчерашний вечер… Да, там, в баре были девочки, к которым они с Хьюго пытались, кажется, клеиться. Он не мог сказать определённо, но какое–то чувство подсказывало ему, что девчонки их отшили и ушли раньше. Потом… Эй, парень, не так уж много ты выпил вчера. Давай, просыпайся, шевели мозгами, ну, вспоминай!
Мозги неохотно зашевелились, но память никак не хотела проснуться. До какого–то момента воспоминания были живы и контрастны. Потом… У него частенько так случалось, когда он не следил за собой: одна лишняя рюмка, один глоток и — щёлк! — вырубился.
Она протяжно вздохнула, выпрямила согнутую ногу, вытащила руки из–под подушки, перевернулась на бок. Сейчас проснётся. Голая. Уютно и соблазнительно белеют груди. Смуглое лицо, которое кажется несколько напряженным даже во сне. Может быть, ей тоже снится кошмар. Губы бледноваты — могли бы быть и поярче. Длинные ресницы, щеки немного впалы. В общем и целом, симпатична. Года двадцать три–четыре. Ровесница.
Эй, ты кто?
Понятно, что он не у себя дома. Значит — у неё. В её постели. Выходит, он был вчера мертвецки пьян, раз лежит голый рядом с голой девушкой. Впрочем, ничего, скорей всего, не было. Между ними.
Он обежал взглядом комнату: ни одного знакомого предмета. Небольшая спальня. Стены выкрашены в беж. Телевизор, шкаф, туалетный столик, двуспальная кровать, тумбочки. И что–то не так. С комнатой было что–то не так, но он не мог понять, что.
Ну–ка, давай еще раз… Шкаф. Обычный платяной шкаф. Телевизор на стене. Туалетный столик, зеркало. Кровать, две тумбочки. Бледный приглушённый свет встроенных в потолок светильников… Ну? Что–то лишнее, или чего–то не хватает. Чего?
Еще раз…
— Давно не спишь?
Голос у неё низкий, глуховатый. Немного пришепётывает.
Он повернулся к ней, встретил прямой взгляд небольших чёрных глаз с огромным зрачками.
И понял. Понял, чего не хватает в комнате.
— Нет. Только проснулся.
— Я хочу тебя.
И ведь действительно хочет. Голос стал ещё глуше, подрагивает, потрескивает, будто бегают в нём электрические разряды. Наверное, вчера у него точно ничего не получилось. Но когда он успел так напиться, до полного беспамятства?
