Олег Бондарь - Похорони мечту (СИ)
Приблизившись к пруду, Игорь замешкался: идти в обход или рискнуть по льду? Напрямик было проще. Не надо никуда взбираться, поверхность гладкая, ровная. Но, едва подошел к зарослям камыша, под ногами угрожающе затрещало.
Полагаясь на интуицию, отправился ближним берегом. Он казался более проходимым. Но только визуально. Скрытые под снегом корни деревьев, ямы и бугорки так и норовили свалить на землю. Несколько раз Игорь падал и, поднявшись, обязательно проверял, на месте ли спички? Ведь в маленьких деревяшечках, если поблизости не окажется жилья, заключалась единственная надежда на спасение.
Снова подали голос хищники. Их вой был едва слышен, достигал издалека и казался неопасным.
Гораздо больше страха донимал холод. Сначала занемели руки, особенно та, в которой держал ведро, затем ноги. Окрепший мороз щипал нос и щеки. Хотелось остановиться, разжечь костер и хоть немножко согреться, но он убеждал себя пройти еще немного, хотя бы до того дерева, потом еще и еще…
Наконец, свалившись в очередной раз, он понял, что больше не сможет подняться.
Да и зачем?
Лежать, пусть даже в холодном снегу (а он сейчас вовсе не казался холодным, наоборот, мягким и пушистым, словно перина) гораздо приятнее, чем напрягаться неизвестно ради чего.
Вероятно, этот миг стал бы последним в его жизни, если бы не прозвучал в уже потухающем сознании далекий и нереальный, однако, достаточно отчетливый, чтобы быть услышанным, голос Татьяны:
— Я позвоню через пару дней…
Непослушные деревянные пальцы пробрались в карман, нащупали заветный коробок. А, вытащив его, тут же бессильно разжались.
Спички!
Сигнал тревоги прозвучал едва ли не сильнее, чем голос любимой девушки. И Игорь, еще секунду назад готовый безропотно смириться с неизбежным, начал отчаянно перелопачивать снег.
Коробок был где-то рядом, но поиск шел вслепую, наощупь. Несколько раз замерзшие пальцы натыкались на него, не распознавали и продолжали разгребать снег дальше. Когда уже совсем отчаялся, спичечный коробок неожиданно сам, как будто посланный с небес, свалился на колени. Игорь долго не решался к нему притронуться, боялся, что тот растает, словно мираж… А когда понял, что такое не случится, стал с ожесточением растирать руки снегом, пока они, распухнув и покраснев, не стали отдаваться жестокой, до слез в глазах, болью.
Боль пробудила сознание. Оно очнулось, запульсировало, излучая сигналы панического страха. Именно этого чувства так не хватало для осознанных действий. Страха замерзнуть и умереть, страха, что спички отсырели и не зажгутся, страха, что распухшие пальцы не смогут удержать тоненькую соломинку… А ведь еще нужно попасть крошечной головкой в терку и, если огонек появится, удержать его…
Кстати, где же ведро?
Ах, вот…
Только почему в нем так много снега?
Да ведь он сам его набросал, когда искал спички…
Зажав в зубах коробок, Игорь выдрал успевшую смерзнуться тряпку и, как мог, вытрусил. Перевернул ведро, заколотил в него кулаками, выбивая смешавшийся с бензином снег.
Первая спичка, сломавшись, отлетела в сторону. Вторая выскользнула и утонула в белой, изрядно потоптанной, массе. У третьей раскрошилась головка даже без намека на искру. Затем картонный коробок расслоился, и почти все его содержимое высыпалось под ноги. Осталось спичек пять, не больше. Отчаяние готово было вспыхнуть с новой силой, но его опередил тоненький, едва слышный голосок:
— Я позвоню…
Игорь не удержался и заплакал. Слезы струйками сбегали по щекам, сердце разрывалось от обиды и жалости к себе.
Вытащив очередную спичку, Игорь снял шапочку и стал отчаянно тереть головку об волосы. Потом то же самое проделал с теркой.
Если и сейчас не получится…
Думать о том, что произойдет, не хотелось. Он и так понимал, что использует последний шанс.
В первый раз ничего не вышло. Наверное, чиркнул слишком слабо. Сразу же повторил попытку. И, о чудо! Раздался слабенький треск, на кончике тоненькой деревяшки возник оранжевый огонек. Осторожно, боясь выдохнуть, поднес его к жесткой замерзшей тряпке. Невыносимо долго она сопротивлялась, и лишь, когда спичка, сгорев, начала обжигать пальцы, сжалобилась, изрыгнув слабый язычок синего пламени…
* * *Огонь лениво облизывал черные от копоти внутренности ведра. Под раскаленным металлом плавился снег, обнажая грязную лужицу раскисшей земли.
Жар обжигал руки, колени, лицо, тогда, как остальным частям тела было нечего противопоставить свирепствовавшему морозу. Но и эта крупица радости казалась божественной.
Словно зачарованный, немигающим взглядом, наблюдал Игорь за чарующим видением, которое берется неведомо откуда и представляет собой неизвестно что. Совершенно иная субстанция, не подвластная ни разуму, ни пониманию.
Разве не чудо?
Разве не волшебство?
Игорь даже удивился, что раньше подобные мысли никогда не появлялись… Окруженный бытовым комфортом человек редко задумывается над природой вещей и сутью происходящего, воспринимая невероятное, как нечто обыденное и очевидное…
Бензин выгорал очень быстро. Тряпка, только что весело пылающая, теперь едва агонизировала в лужице талой воды. Все чаще слышалось зловещее шипение, покашливание. Сдавая позиции, ослабевшие огоньки лениво расползались на периферию, облизывая остатки несгоревшего корма.
С треском разорвалась примерзшая к земле куртка. Рваный лоскут, суживающимся клином, пополз вверх, немного посопротивлялся, задержавшись на сотающейся нитке, затем капитулировал, и бессильно повалился на снег.
Обдирая руки, Игорь обламывал камыш и осторожно вскармливал его уже совсем крохотным синевато-оранжевым язычкам. Те принимали еду осторожно, неохотно, словно опасаясь, придется ли она по нутру? Однако, распробовав, остались довольны. Затрещали веселее, распространяя вокруг не горький чад, а сладковатый, по-домашнему уютный, дымок.
Луна к этому времени преодолела значительный путь, и хотя высоко от горизонта не поднималась, светить стала ярче. Если бы ее свет не был таким холодным, а вокруг не было так пустынно, ночь могла бы показаться прелестной. В такую хорошо веселиться на шумных городских улицах. Но в глухой степи она способна навевать лишь тоску…
— Вау-у-у… — в унисон невысказанным мыслям, подтверждая их безрадостную правдивость, раздалось знакомое вытье. Издевательское, подчеркивающее, что в этой глуши царем природы является, отнюдь, не тот, кто привык себя таковым считать…
