Шарлин Харрис - Много шума из-за одного покойника
От своего домика я дошагала до жилого здания, вошла через скрипучую переднюю дверь и легонько постучала в первую квартиру налево, давая знать миссис Хофстеттлер о своем прибытии. У меня был свой ключ. Миссис Хофстеттлер уже встала — добрый знак. В плохие, жесткие дни я вхожу и застаю ее еще в постели.
— Я совершенно не спала сегодня ночью! — выдала она мне вместо приветствия.
Миссис Хофстеттлер восемьдесят пять лет, она такая же сморщенная, как сушеный абрикос. Волосики у нее совсем белые, шелковистые. Она убирает их в неряшливый пучок на затылке. Я прекрасно понимаю, каких мучений стоит престарелой леди просто поднять руки, чтобы соорудить эту прическу. Однажды по недомыслию я предложила миссис Хофстеттлер коротко подстричься, за что удостоилась получасового презрительного молчания.
Сегодня вставные челюсти миссис Хофстеттлер были уже на месте, она даже успела надеть халатик в красно-синюю полоску. Стало быть, беспокойство пошло ей только на пользу.
— Я видела, что тропинка в парк затянута кордонной лентой, — заметила я как можно безучастнее.
Любой коренной обитатель Шекспира зовет дендрарий «Эстес» не иначе как парком. После четырех лет жизни здесь я склонна считать себя одной из местных.
— Разве ты не слышала, какой там был переполох, дитя мое?
— Нет, — честно ответила я. — Очень крепко спала этой ночью.
По коридору я прошла в спальню миссис Хофстеттлер, чтобы забрать из корзины белье для стирки.
— Поразительный у тебя сон! — крикнула она мне вдогонку. — Дорогая моя, на нашу улицу понаехало столько полицейских машин, какие-то люди сновали туда-сюда. Даже вызывали неотложку!
— Жаль, что я ничего об этом не знаю и не могу поделиться с вами, — ответила я, стараясь выразить искреннее огорчение.
Я не люблю болтать с клиентами, но миссис Хофстеттлер воистину меня восхищает. Она никогда не хнычет и не пристает с разговорами.
— Давай тогда включим радио, — предложила неунывающая старушка. — Может быть, там объявят, что случилось. Если же нет, я позвоню Дидре в суд. Она всегда в курсе всех дел.
Я включила стиральную машину. Все восемь квартир в доме, разумеется, спланированы совершенно одинаково, так что восточные зеркально отображают западные. Четыре из них расположены на первом этаже, столько же — на втором. Главный и черный ход в одиннадцать часов вечера запирают, и это подразумевает, что жильцы не дают ключи кому попало.
Квартира миссис Хофстеттлер находится на первом этаже с северной стороны. Мэри живет здесь уже десять лет, со дня сдачи дома. Из первопоселенцев остались только она да Пардон Элби. В ее квартире, как и во всех прочих, из прихожей попадаешь сразу в гостиную со сдвинутой в глубину столовой зоной. По другую сторону от нее расположена, конечно же, кухня, для многоквартирного дома совсем неплохо оснащенная разнообразными столешницами и шкафчиками. Там, где заканчивается кухонно-столовое пространство, начинается коридор. По его правую сторону у Мэри есть кладовка, где стоят стиральная машина и сушильная камера, а на стенных стеллажах хранятся стопы постельного белья, моющие средства и прочие полезные мелочи. Практически напротив кладовки — хозяйская спальня, между прочим, приличная по величине, с просторным встроенным шкафом. Гостевая спальня, более скромных размеров, соседствует с хозяйственным помещением, а в самом конце коридора находится ванная с большим окном из матового стекла. Предполагается, что это запасной выход на случай пожара.
Мне всегда нравилось, что главный вход в квартиру спроектирован не по центру, поэтому, когда хозяин открывает гостю, тот не имеет возможности через весь коридор видеть то, что творится в ванной.
Проектировщик и нынешний владелец дома Пардон Элби, сдающий жилье внаем, беззастенчиво окрестил его Садовыми квартирами Шекспира, поскольку окна тех, что по фасаду, действительно выходят на дендрарий. В окна помещений первого этажа, расположенных с тыла, виден только заасфальтированный участок между зданием и гаражом. Он разделен на восемь боксов, недостаточных по ширине даже для двух машин. Жильцы второго этажа по той же стороне могут лицезреть железнодорожные пути, за которыми простирается склад магазина скобяных и строительных товаров.
Включив радио для миссис Хофстеттлер, я начала протирать пыль в ее спальне. Хозяйка сделала звук погромче, чтобы я тоже могла послушать новости. Впрочем, сначала она добросовестно обсудила со мной, не причинит ли беспокойства соседям, и пришла к выводу, что никто из них не пострадает. Ведь живущие по соседству Т. Л. и Элва Йорк уже, вероятно, отправились на обычную утреннюю прогулку, а обитающий наверху Норвел Уитбред успел уйти на работу или напиться, а может, то и другое вместе.
Местная радиостанция, вещание которой охватывает большую часть территории округов Хартсфилд и Крик, передает, что называется, классический рок. Подборка композиций программируется предварительно. Первой прозвучала песня, которая мне очень нравилась когда-то, еще до той поры, когда моя жизненная программа вдруг так… упростилась. С особой осторожностью протирая старинные фарфоровые статуэтки и вновь расставляя их на туалетном столике, я улыбалась сама себе.
Песня закончилась, я взглянула на часы, и именно в этот момент дикторша начала обзор местных новостей. Ее южный арканзасский акцент резанул мне по ушам. Даже через четыре года, проведенных в Шекспире, я все еще не без труда воспринимаю на слух чужую речь.
— «В эфире ме-эстные но-авасти, — гнусавила дикторша делано серьезным голосом. — В округе Хартсфилд, на территории дендрария „Эстес“ был обнаружен труп домовладельца Пардона Элби. Это произошло примерно в полтретьего ночи, после анонимного звонка, поступившего шефу полиции Клоду Фридриху. Причина смерти пока точно не установлена, но полиция склоняется к ее насильственному характеру. Элби всю свою жизнь прожил в Шекспире и состоял членом городской объединенной церкви. К другим новостям. В округе Крик суд приговорил Харли Дона Мюррелла, виновного в похищении и изнасиловании местной жительницы, к двадцати годам лишения свободы…»
— Нет! — воскликнула с неподдельным расстройством миссис Хофстеттлер.
Я аккуратно поставила на столик вытертую фарфоровую пастушку и поспешила в гостиную.
— Лили, это чудовищно! Ах, Лили, подумать только — его убили и ограбили прямо здесь! Но теперь, когда Пардона Элби больше нет, кому мы будем вносить плату за жилье? Кто станет владельцем дома?
Я машинально протянула хозяйке бумажную салфетку, размышляя об ее редкой способности сразу зрить в корень. Действительно, кто теперь владеет домом? Прошедшей ночью, узнав Пардона Элби по его безвкусной рубашке в оранжево-зеленую клетку, я обдумывала совершенно иные вещи.
