Лэрд Баррон - Хоботок
Может, коп что-то там нахимичил с камерой, подредактировал запись? Сам я оператором не был и знал только, что надо навести объектив и снимать, а если замигает красный огонек — пора менять батарейки. Так что да, друг Горацио, нельзя исключать, что кто-то испортил запись. С какой вероятностью? Да ни с какой — если только они и над телевизором в забегаловке не поколдовали. Скорее уж кто-то из моих дружков подсыпал в кофе волшебного порошка, и у меня начались галлюцинации. Хотя не похоже на этих засранцев, слишком они жадные. Даже если им взбрело бы подшутить над «третьим лишним», дурь обходилась недешево, а денежного завала у нас вроде как не предвиделось.
Оставшиеся версии не очень мне нравились.
В кармане рубашки завыла бормашина — мобильник. Звонил Роб Фрайс — прямо со своего патио в Гардине. Роб был мужик рослый, крепкий и лысый, как коленка. В одежде он предпочитал стиль копа из отдела нравов, образца этак восьмидесятых — как уж ему это представлялось. Еще он считал себя моим агентом, хотя я уволил его лет десять назад, когда стал получать от него слишком много контрактов на рекламу слабительного. Я чуть не разрыдался, расслышав его голос сквозь гудение помех.
— Дружище, как я рад тебя слышать! — выпалил я, схлопотав еще один хмурый взгляд от Круса.
— Hola, compadre. Ну и шуму вы наделали, чуваки — посмотри только на 16-ю страницу. Вот тебе заголовок: «Американские увальни дают жару!». Это цитата из какой-то газетенки в Калгари. Жаль только, что птички-то упорхнули. Если бы их поджарили, статейки были бы круче. Конечно, смертной казни у них нет, но ты меня понял. Даже если и так, у нас тут уже пахнет полноценным фильмом. Mucho dinero, Рэй, друган!
— Упорхнули? Ты о чем?
— А ты что, не слышал? Пирса с подружкой освободили. Черт, да не они ли выперли из города?
— Давай лучше поподробнее.
Содержимое желудка разъедало мой пищевод.
— Знаешь, странная штука вышла. Какой-то баран с верхов случайно их выпустил. То ли с документами напутали, то ли еще какая-то фигня. Начальство рвет и мечет. Охренеть просто, а?
— Ага, — отозвался я актерским тоном. Так я реагировал, когда мозги буксовали, а ситуация требовала вежливого ответа. Крус и Харт о чем-то спорили и не слышали моих слов. А я и не собирался их просвещать — ей-богу, да они тут же начнут спорить, не стоит ли развернуться и рвануть обратно в Канаду. В любой момент нам могли позвонить из конторы и сообщить те же вести; наверное, пытались уже не первый час — Харт ненавидел мобильники и свой, как правило, держал в бардачке.
В трубке зачирикали помехи.
— …перезвонить тебе. Проверяй автоответчик. Не поверишь, я обедал с чувихой, которая работала секретаршей у Джонни Карсона. И она сказала, что ее лучшая подруга живет с одним тузом, который просто тащится от того, как ты сыграл в «Клэнси и Спот». Тащится! Я попросил девку, чтоб сболтнула об этой твоей охоте за головами — может, что и выйдет.
— М-м-м, спасибо, Роб. А что за туз?
— Дай-ка припомню… э, Гарри Бьюфорд. Помнишь такого? Проворачивал сделки для «Альфа Тим», ну и еще кое-что. Четкий чувак. И тащится от тебя!
— Гарри Бьюфорд? Это который похож на Человека-слона, только старше и жирнее, одевается в пастельные тона и половину времени проводит в Мексике, ибо уважает малолеток-чикано? Тот, что написал какую-то там обличаловку о Голливуде и словил себе волчий билет? Ты о нем?
— Ну да. Но он до сих пор держит нос по ветру. И он от тебя…
— …тащится. Понял. Передай своей подружке, что как-нибудь пообедаем все вместе, ну или типа того.
— Ну а вообще, как ты там с гориллами этими?
— Э-э, отлично. Хотим вот заехать на Майма-Маундс.
— Чего? Вы там в натуралисты заделались?
— Это Крус предложил.
— Майма-Маундс. Вау. Даже и не слышал. Могильники, что ли?
— Да вроде бы земляные бугры. Их по всему миру полно — в Норвегии, Южной Америке, в Вашингтоне на востоке, уж не знаю где еще. Потерял буклет.
— Круто. — На какое-то время повисла тишина. — И твои дружки хотят поглядеть на эти, как их…
— Ледниковые отложения.
— Так они вместо стрип-клуба хотят поглазеть на какие-то там камушки? Ты серьезно?
— Ну, это, да.
Мне сразу представилось, как Роб сидит с ногами на столике у себя в патио, пялится на свои шлепки и помешивает лед в роме с колой, пытаясь осмыслить услышанное.
— Ну тогда оттянитесь там по полной.
— Можно попросить тебя об услуге?
— Да, брат. Валяй.
— Зайди в сеть и поищи там «икс-гаплотип». Прямо сейчас, если время есть.
— Икс-что?
Я проговорил слово по буквам и добавил:
— Перезвони, ладно? Если буду недоступен, надиктуй на голосовую почту.
— С удовольствием. — Он замолчал, только ручка скрипела по бумаге. — Это типа лекарства новые, или?..
— Или, скорее всего.
— Угу. Ну ладно, я рад, что канадцы не стали тебя делать почетным гражданином. Жду не дождусь услышать все из первых уст.
— А я все вывалить. Сигнал пропадает, отключаюсь.
Он сказал: не беспокойся, брат, и связь оборвалась. Мне все равно было беспокойно.
4
И вправду, чуть позже у Харта зазвонил телефон, заставив того разразиться потоком однообразной брани и размолотить кулачищем приборную панель. Он все еще кипел, когда мы заехали в Поджер-Рок заправиться и уточнить дорогу. Крус, в то же время, воспринял новости о «досрочном освобождении» Рассела Пирса с бесстрастностью дзен-буддиста, нисколько ему не свойственной.
— Ну и пофиг. Давайте выпьем, — таков был официальный комментарий.
Поджер-Рок располагался в лощине милях в пятнадцати к югу от столицы штата, Олимпии. Впечатляться тут было нечем: всего-то с дюжину дряхлых, запущенных зданий, выстроившихся вдоль мелкой речки, повсюду знаки с запретом на стрельбу. Все кругом шелушилось, ржавело и разваливалось, устремляясь к центру Земли. Только начальная школа выбивалась из общей картины: утопическая постройка из кирпича и черепицы, стоящая чуть поодаль и на возвышенности; сквозь заросли ольхи и кизилового дерева виднелась свежая краска. Как будто приземлились инопланетяне и оставили по себе монумент.
Крус залил бак на семейной заправке с допотопными колонками, которые выдавливали из себя топливо целую вечность. Я купил вяленой говядины и пакет молока с истекшим сроком годности, чтобы успокоить свои бурлящие внутренности. За прилавком стояла женщина с желтоватыми волосами и нагрудным значком, на котором красовалась размытая фотография младенца в слюнявчике. Она барабанила по клавишам с нервной улыбкой, яростно пыхая сигаретой. Меня не узнала, слава Богу.
