Ята Петри - Второй
Так, дальше. Две недели назад ты начал видеть странные сны. И после этого начал замечать непонятные и не всегда приятные вещи. Точнее — людей. Непонятных и неприятных. Ты различаешь ауры. И до сих пор думаешь, что все это бред, а цветные пятна — лишь последствия переутомления.
Так вот, хочу огорчить — это называется Дар. И, похоже, даже после того, как ты отоспишься и отдохнешь от своих походов, он никуда не денется.
Ты видел черные ауры — правда? Припомни, что было с теми людьми с черной аурой. Как они говорили, ходили, что делали?
Я продолжал держать пистолет, но руку уже сводило от тяжести. Замок так и не поддался, и я чувствовал себя нелепо и глупо. А еще надо было понимать то, что мне говорят, и пытаться отвечать на вопросы.
Второй ни на сантиметр не двинулся. Он так же и держал руки поднятыми на уровне плеч.
Он ждал, что я скажу. Молчал и ждал. Пусть и прекрасно понимал: мой ответ требуется чисто для формальности.
— Я не видел, что с ними было, но помню, что они ходили и разговаривали, как деревянные куклы. Как люди под кайфом или под водкой, как пьяные.
— Жаль, что ты не успел понаблюдать хоть за одной «куклой». Мы их так и называем — куклы.
Ты бы увидел, что могло произойти. Ладно. Это уже не люди по сути. Это… Это другие существа. Существует вирус-прилипала, который впивается в ауру и вытаскивает из человека все жизненные силы. И когда сил не остается, тело разрушается.
Пока аура слегка коричневая или серая, еще можно убить вирус, но если аура черная, то поздно. Уже ничего не сделаешь — жди беды. Огромной — не просто гибели одного человека. Вирусам для размножения, для поиска куклы нужны особые условия. Страх, ненависть, боль. И в час полного разрушения заходит кукла, предположим, в кинотеатр, обвешанная взрывчаткой, и — бабах… Взрыв, смерти, множество народа с обнаженными эмоциями, а значит, достаточно потенциальных потенциальных новых жертв.
— Но я-то тут причем? Я вообще не понимаю ничего этого. Кроме того, что я иногда очень редко видел сияние, я ничего не знаю и не понимаю. И вообще — не в курсе событий. Я никого до сегодняшнего дня не видел.
— Правильно. А вот тебя они заметили. И как только заметили, все, Ян, извини, ты попал. Подобные тебе люди — главная помеха для них, поскольку видят их еще с самого начала появления в ауре. Такие как ты, могут найти зараженных людей, такие как ты, могут понять, когда состоится следующий посев и такие как ты — потенциальная опасность для их существования.
— А ты?
— А я — Второй. И ни черта не вижу до самой последней стадии, когда у них уже нет лица. Я вижу только темноту, как и все остальные.
Можно уже опустить руки? Если бы я хотел отобрать у тебя пистолет, то сделал бы это на первой секунде нашего диалога. И еще. Я не оставляю оружие с боевыми патронами за спиной. Как-то привык чувствовать себя в Берлоге в безопасности. Магазин с патронами у меня в кармане джинс. Ты держишь в руках бесполезную железку.
* * *Я сам отдал ему пистолет. Он взял, передернул затвор и снова бросил в угол к лестнице.
После…после подошел к лежащему телу, отдернул полу плаща и попросил:
— Подойди ближе- я покажу.
Я двинулся, наконец, от двери — как-то особо негде было раньше трупы рассматривать, да и желанием не горел, но… после услышанного другого выхода не оставалось.
— Смотри.
И я смотрел. Второй перевернул к свету тело и… меня словно включило…я видел не только лежащего у ног человека, но и огромную черную опухоль, закрывающую всю голову, шею и часть груди.
— Смотри, — повторил Второй.
Он достал с одной из полок банку с какой-то сыпучей смесью и начал посыпать это черное шевелящееся нечто.
Я увидел, как смесь искрит, горит, будто бенгальский огонь, и плотная черная масса распадается на множество шевелящихся клубков.
— Смотри, — уже крикнул Второй, потому что гул в комнате нарастал — каждый из образовавшихся комков двигался, жужжал, жил, извивался. Второй сыпал все больше и больше смеси, и чернота с шумом и грохотом вдруг поднялась над телом и стала уязвима и невесома как пух.
— Смотри, — Второй щелкнул зажигалкой и все, что было на человеке, все в одно мгновение, вспыхнув, сгорело. Не осталось ничего.
А когда дым рассеялся, то я увидел, что и человека не осталось. На полу лежали лишь старая куртка, свитер, брюки и спортивные ботинки. Тело растворилось.
* * *А водки у тебя нет? — спросил я у Второго.
— Есть. Будешь?
— Буду. Если я сейчас немного буду зависать- стукни меня. Мне надо подумать.
Второй пожал плечами, не вставая с дивана, достал откуда то из-под стола почти располовиненную бутылку водки.
— Стакан искать, или так — из горла, для полноты эффекта?
Я ответил, что «доставать» и, что эффектов мне и так хватает, и понял — он шутит. После того, что я видел, после того, что он сделал и что произошло двадцать минут назад, он сидит и шутит.
— Придурок! — заорал я. — Мне же так хреново, а ты надо мной издеваешься. Неужели трудно просто помочь.
— Не психуй. Это все эмоции. Выпей. Ты и так нормально держишься. В прошлый раз, когда я приволок сюда «светлячка», он заблевал мне всю комнату и до тех пор, пока не слопал упаковку снотворного, успокаиваться не собирался — то драться лез, то плакать пытался.
Я в очередной раз за вечер взял себя в руки. Вдохнул, выдохнул, минуты две подышал полной грудью.
Трясти перестало. Злость прошла.
— Наливай. Не буду отличаться от предшественника. Напьюсь и заблюю Берлогу.
Второй расхохотался.
— А мы можем сработаться, бродяга.
Сидели недолго. Собственно говоря — пил я один. Второй плеснул себе на дно стакана и цедил эти грамм двадцать, пока я не прикончил бутылку. Сперва и правдау попустило, потом я вспомнил, как Второй поджег черный пух и почему-то расхохотался, и смеялся до тех пор, пока он не залепил мне оплеуху. Дальше стало жалко и мир, и себя, и что водки осталось на пару глотков, и нет счастья в жизни, а после — проснулся от того, что меня реально мутило.
Я охнул, попытавшись встать с неудобного лежбища, вначале даже не сообразив, где нахожусь, но из темноты раздался знакомый голос: — Тазик принести — или до сортира доползешь?
И я все вспомнил. До сортира не дошел. Не успел. Снова представил, как клубится жужжащая масса вместо лица человека, и меня вырвало тут же.
Второй включил свет, принес воды, уложил на топчан, как заботливый родитель, укрыл пледом и с ворчаньем принялся за уборку.
Я смотрел в его спину и понимал, что до сих пор во все происходящее не верю. Что я просто пьян, у меня белая горячка и когда я очнусь, то снова буду спать в своей квартире, заниматься своим делом, в пятницу пойду на пивную вечеринку и единственному своему другу Пашке Захарову расскажу, какие нелепые и страшные сны снятся в алкогольном бреду. С этой мыслью и уснул.
