Сьюзен Хилл - Туман в зеркале
Итак, когда я достаточно набрался сил, я продал большую часть своего имущества, собрал остальное — немного того, что мне было дорого как память о минувших двадцати годах — и заказал свой переезд.
И вот теперь я был здесь, одинокий под лондонским дождем, в этот мрачный и тоскливый вечер.
Большую часть своего багажа я оставил на хранение на складе в порту и нес в руках только старую холщевую сумку — ее содержимого мне должно было хватить на день-другой. Я собирался как можно быстрее найти комнаты, чтобы обосноваться в Лондоне до тех пор, пока я здесь не освоюсь и не сумею более четко продумать свой дальнейший путь. Пока что я получил в конторе пароходной компании несколько адресов гостиниц, где мог бы снять номер. Сначала они предположили, что я захочу остановиться в одном из самых фешенебельных районов города, но я сказал, что буду чувствовать себя уютнее в каком-нибудь простом, обыденном месте поближе к реке. Дорогая мебель и пуховые перины были не в моих привычках. Посовещавшись между собой, клерки выбрали несколько названий и предупредили, чтобы ни в какие другие гостиницы я по дороге не заходил. Я отклонил все предложения носильщика проводить меня и, имея при себе только сумку и листок бумаги, вышел из складов и сараев, миновал какие-то большие ворота и сразу же оказался в лабиринте узких улочек.
Время было едва за полдень, но свет уже начинал меркнуть, и подступали сумерки. Холодный ветер с реки украдкой скользил по улицам и переулкам. Дома были грязными, крытыми блестящими от дождя черными крышами, убогими, нищими и уродливыми, и среди них то и дело смутно прорисовывались большие склады. Воздух был наполнен криками буксиров и тоскливым воем сирены, то и дело доносился грохот ящиков о причалы.
Людей было немного, хотя тут и там в полуоткрытых дверных проемах и темных подворотнях я замечал одинокую фигурку или стайку оборванных ребятишек. Лишь раз или два мимо проехал кэб, так быстро, словно спешил побыстрее оказаться подальше от этих своеобразных улиц.
И хотя здесь было так мрачно, холодно, да еще и сыро, я испытывал огромную радость и ни о чем не тревожился. Я блуждал в одиночку в куда более темных закоулках, чем эти, в городах востока, и кроме того, после недель заточения на борту парохода уже сама возможность свободно передвигаться доставляла удовольствие.
Пару раз я проходил мимо подозрительных трактиров, и, заглянув внутрь, узнавал те самые места, от которых клерки пароходной компании рекомендовали мне держаться подальше, но в это время суток пьяниц было немного, а тускло освещенные залы выглядели весьма негостеприимными.
После того как я несколько раз свернул не туда и вынужден был возвращаться той же дорогой, я наткнулся на Кипек-Хит-стрит и — почти случайно — на дверь «Перекрещенных ключей». К тому времени ливень перешел в мелкую морось, и тучи внезапно разошлись, чтобы пропустить последние слабые лучи солнца, от которых вспыхнули на миг узкие окна. Я остановился и поставил свою сумку. Передо мной, под грубо намалеванной гостиничной вывеской, была тяжелая деревянная дверь с задвижкой, к которой спускались с улицы полдюжины истертых ступеней.
Я повернулся и огляделся вокруг. На востоке, на фоне темного неба чернели почти неразличимые здания складов. На западе, позади меня, горели кроваво-красные полосы облаков и заходящее солнце. Я испытывал те самые чувства — возбуждение, волнение и любопытство, — которые всегда вызывало у меня непривычное окружение, но в каком-то смысле я чувствовал себя и как дома, поскольку, хотя здесь был другой, более холодный воздух, чем тот, к которому я привык, для опытного путешественника в любом порту есть что-то знакомое: виды, запахи, суета и даже те лабиринты улиц и портовых сооружений, что окружают его и обязаны ему своим существованием. Просто я привык к более душному, парному воздуху и к зловонию востока.
Пока я стоял, вбирая в себя впечатления, привыкая, изучая окрестные дома, я краем глаза уловил какое-то мимолетное движение и оглянулся в ту сторону. Это был мальчик лет двенадцати — тринадцати, худенький, бледный, в грязной рубашке без воротничка. Секунду, не больше, он смотрел прямо на меня, а затем он быстро отвел глаза, словно смутившись или боясь встретиться со мной взглядом. Но тут я увидел, как солнце, отразившись еще одной внезапной вспышкой от окон, в следующую секунду погасло — как будто задули свечу, — вновь скрывшись за несущимися по небу грозовыми тучами. Когда я оглянулся назад, мальчика уже не было (я предположил, что он исчез в расщелине между домами), и узкая улица была темна.
2
Я повернулся, спустился по невысоким истоптанным каменным ступенькам и, отворив тяжелую дубовую дверь, которую оставили приоткрытой, вошел в гостиницу «Перекрещенные ключи».
Несколько мгновений, пока глаза мои не привыкли к сумраку, я ничего не видел. В прихожей было холодно, сырой запах подвала мешался с запахами табачного дыма и эля, которые, должно быть, впитывались в эти стены годами, а может, и столетиями — становилось понятно, что дом этот очень старый.
Я стоял и ждал, пока кто-нибудь выйдет или окликнет меня. Однако ничего не произошло. Было все так же темно и тихо, лишь где-то в глубине громко тикали старинные напольные часы.
А потом, без всякого предупреждения, раздался внезапный жуткий вопль — визг или стон, подобный хохоту старухи или крикам некоего существа, испытывающего смертную муку. Он раздался раз, разрывая тишину дому, а затем еще раз, — леденящий душу звук, который заставил меня броситься вперед, и сердце мое пустилось в галоп, пока я дико озирался по сторонам. Глубоко внутри меня нарастал великий страх. Этот звук пробудил во мне кошмары и неясные смутные образы, хотя я не мог ни распознать его, ни припомнить ничего подобного.
А потом снова настала тишина, и лишь ужасное воспоминание осталось висеть в воздухе.
Теперь я уже немного привык к темноте прихожей и увидел, что слева есть еще одна дверь, тоже приоткрытая. Она привела меня — одна ступенька вниз — в маленькую, тускло освещенную залу бара с длинной стойкой красного дерева, близ которой стояли несколько скамей и табуретов. Маленькие оконца едва пропускали свет. Комната была совершенно пуста, и я уже почти дошел до медного колокольчика, стоявшего на барной стойке, когда, взглянув наверх, увидел покачивающийся в большой полукруглой медной клетке источник этих жутких воплей. Попугай с тускло-зелеными, линялого вида перьями и страшным крючковатым клювом стоял на одной ноге на перекладине. Его глаз блестел, недружелюбно уставившись прямо на меня.
![Сьюзан Хилл - Женщина в черном [пьеса ужасов]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)