Роберт Стайн - Лицо
Я освободила место на письменном столе и положила на него альбом, собираясь заняться набросками. Может быть, автопортретом. Мне хотелось спросить, что у подруги на душе, да было как-то неловко.
— Иван в ужасном состоянии, — сказала я. — Вчера вечером…
— А кто в хорошем состоянии? — оборвала Адриана с горечью и стала стирать румяна с лица. — У меня такая смуглая кожа, поэтому для меня это не годится.
— Ты выглядишь усталой, — сказала я, глядя на ее отражение в зеркале.
— Я так и не могу спать. — Она покачала головой и принялась разрисовывать свои полные губы. Порыв ветра разлохматил ее волосы.
— Иван сказал, что ты ходила к врачу, — произнесла я осторожно. Адриана не любила жаловаться даже лучшей подруге.
Странное дело — она постоянно докладывала мне о том, что творилось у нее дома, но не хотела, чтобы я ее расспрашивала.
Адриана вздохнула, разглядывая свое отражение.
— Ее зовут доктор Корбен. Она пыталась обучить меня самогипнозу. Чтобы я смогла засыпать. Но ничего не выходит.
Адриана зевнула и принялась вытирать губы.
— Нужно потренироваться…
Потом она взялась за другую помаду. А я достала из стола угольные карандаши, собираясь приняться за рисунок.
— Ты записывала что-нибудь по истории? — спросила Адриана, обернувшись ко мне.
— Что? — Я не смогла скрыть изумления. — Тебе понадобились мои записи?
Еще бы — ведь она была круглой отличницей, не то что я. И никогда прежде не просила у меня тетрадей.
— Я… я не могла сосредоточиться на уроке. — Адриана отвернулась, зардевшись. — Половину прослушала.
Она казалась такой растерянной. И такой… озабоченной.
— Ладно уж, держи.
Я достала тетрадь по истории и протянула ей.
— Спасибо. — Адриана поднялась на ноги. Она намного выше меня, и рядом с ней я всегда ощущаю себя десятилетней.
Я проводила ее до двери, думая об Иване. Мне все еще хотелось рассказать подруге о недавнем происшествии.
— Иван подвозил меня вчера, — начала я. — Кажется, ему необходима помощь. Он сам не свой. То есть…
— Давай без обиняков, — сказала Адриана. — Ты же знаешь, в чем тут дело.
— А? — Я посмотрела ей в глаза, пытаясь понять, что она имеет в виду.
— Иван страдает из-за Лауры, — объяснила Адриана.
— Ты хочешь сказать…
— С тех пор как она его бросила, он совсем сошел с ума. Иногда мне хочется просто прибить его! — Она взмахнула тетрадью, словно дубинкой.
Да, я действительно знала, в чем дело. Лаура Уинтер тоже была нашей подругой. Длинные черные волосы, сверкающие синевато-серые глаза и высокие скулы делали ее одной из первых красавиц Шейдисайдской школы.
Благодаря своей красоте Лаура даже подрабатывала моделью. Ей прочили блестящее будущее на подиумах Нью-Йорка.
Когда они с Иваном начали встречаться, вся школа только об этом и гудела.
Я всегда считала, что Иван относится к этим отношениям намного серьезнее, чем Лаура. Ведь они помогали ему забыть о семейных неурядицах. Я толком не знаю, почему Лаура выбрала именно его — по ней сохли чуть ли не все парни в нашей школе.
А нынешней зимой она его неожиданно бросила, стала к нему совершенно холодна — вот о чем вспоминала сейчас Адриана.
Иван же никогда не заговаривал со мной на эту тему.
— Он все еще в шоке, — сказала Адриана, прижав тетрадь к груди. — Прошел уже месяц, а ему все не верится, что Лаура его бросила.
— А он ей звонил? — спросила я.
Адриана покачала головой:
— Ни разу. Кажется, дожидается, пока она ему позвонит!
И моя подруга рассмеялась, но как-то совсем невесело.
Я промолчала. Иван чуть было не угробил нас обоих, и мне было ясно, что тут совсем не до смеху.
— Послушай, кто-то должен с ним поговорить, — сказала я. — Лучше всего, если ты.
— Да с ним невозможно разговаривать! — воскликнула Адриана сердито. — Этого еще никому не удавалось.
— Но, Адриана… — возразила было я.
— Да не бери в голову. — Ее лицо смягчилось. — Иван сам о себе позаботится. А ты такая бескорыстная — тебе есть дело до всех, кроме себя самой.
Адриана сжала тетрадь обеими руками и пристально посмотрела на меня.
— Мы все хотим, чтобы тебе было хорошо. Так что не волнуйся за Ивана.
Она повернулась и исчезла за дверью.
— И все-таки я волнуюсь за него, — ответила я, выйдя следом. — И мне совсем не кажется, что он способен сам о себе позаботится. Ты даже не представляешь, насколько он не в себе.
Нет, я этого не сказала, а лишь собиралась, но со вздохом отстала. Моей подруге явно не хотелось обсуждать состояние своего брата. И вообще чтобы я вмешивалась в ее семейные дела.
Я вернулась в свою комнату. Облака за окном сделались угольно-черными. Ветер трепал занавески.
Становилось все прохладнее, я захлопнула окно, потом поправила занавески. И наконец уселась за стол перед чистым, нетронутым альбомом.
Я перевернула обложку, потом стала рыться в куче карандашей, пока не нашла достаточно тонкий.
Каждый раз, начиная новый альбом, я испытываю некоторый трепет. Подумать только — передо мной чистые листы, ожидающие, что их заполнят чем-то невиданным прежде.
Без лишней скромности скажу, что обладаю талантом к живописи. У меня наметанный глаз, а рука выводит линию совершенно четко.
Я беру уроки рисования в Уэйнсбриджском колледже, и все педагоги думают, что мой талант необходимо развивать. Видимо, буду заниматься летом по специальной программе.
Я стараюсь держать все свои рисунки вместе. Более всего мне удаются портреты.
Сейчас я отодвинула стул от стола и прислонилась к стене. Люблю рисовать стоя.
Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Забыть про Ивана и Адриану, вообще про все на свете.
Потом снова посмотрела на стол и чистый лист. Подняла карандаш. И начала рисовать.
«Лицо, — подумала я. — Нарисую свое лицо».
Карандаш мягко заскрипел по бумаге. Я начинала с глаз. Всегда так поступаю.
Ой! Глаза оказались не моими.
Они были овальными, а мои — круглые.
Привалившись к столу, я стала внимательно разглядывать их. Казалось, будто они смотрят на меня. Я затемнила зрачки. Они оказались серьезными. Стала набрасывать овал лица. Нет, это явно была не моя голова.
Молчаливое лицо. С темными серьезными глазами.
— Что происходит? — произнесла я вслух. — Кто ты?
Моя рука двигалась все быстрее, прорисовывая детали.
Постойте-ка. Нет.
Что же это твориться?
Карандаш все скрипел по бумаге. И казалось, будто он движется самостоятельно.
Не подчиняясь моей воле.
