Фрэнсис Вилсон - Замок
Названия оно не имело, что тоже было весьма странным. Построенное столетия назад, здание при этом выглядело так, будто последний камень положили только вчера. На самом деле первой мыслью Ворманна было, что они вообще где-то свернули не в ту сторону. Не может быть, чтобы это сооружение было тем самым пустующим фортом пятисотлетней давности, который им предстояло занять.
Остановив колонну, Ворманн еще раз сверился с картой и убедился, что они действительно прибыли на место дислокации. Он еще раз внимательно оглядел крепость.
Много лет назад от западного склона откололся огромный плоский кусок гранитной скалы, вокруг которого постепенно образовался глубокий ров с ледяной водой из горного ручья. На этом осколке и стоял замок. Его стены из серого гранита высотой порядка сорока футов в задней части плавно переходили в гранит скалы — умелое сочетание человеческого труда и природного ландшафта. Но самой замечательной частью этой крошечной крепости была единственная башня, образующая основной угол сооружения: выступающая прямо на середину перевала, она возвышалась своим зубчатым верхом футов на сто пятьдесят над каменистым рвом. Это и был собственно замок. Крепость из другого времени. Приятное зрелище, если принять во внимание, что в стенах этой башни они смогут укрыться от любой непогоды во время предстоящих бдений на перевале.
Однако странно, что он кажется почти не тронутым временем…
Ворманн кивнул сидящему рядом с ним сержанту и свернул карту. Сержант Остер был единственным младшим командиром в его подразделении, выполнявшим заодно и обязанности шофера. Тот махнул в окно левой рукой, и все четыре машины тронулись вперед. Дорога — вернее, тропа за поворотом расширялась и вела в небольшую деревушку, примостившуюся у подножия горы южнее замка, прямо за рвом.
По мере продвижения к центру деревушки Ворманн решил, что она тоже не заслуживает громкого названия «деревня». Это было не деревней в немецком смысле этого слова, а просто скоплением кривобоких одноэтажных хибар, за исключением одной, расположенной в северном конце. Та была двухэтажной и имела какую-то вывеску на фасаде. Ворманн ни слова не знал по-румынски, но понял, что это своего рода гостиница или корчма. Интересно, зачем здесь гостиница? Кому придет в голову приехать в эту глухомань?
В сотне футов за деревней дорога обрывалась и начинался деревянный настил двухсотфутового моста, идущего через ров и опиравшегося на каменные опоры. Этот мост связывал замок с внешним миром. Никаким другим способом проникнуть туда было невозможно, разве что вскарабкаться по отвесным стенам или спуститься на веревке на тысячу футов с противоположного, практически вертикального горного склона.
Опытным взглядом военного Ворманн мгновенно оценил стратегически выгодное расположение замка. Великолепный наблюдательный пункт. Весь этот отрезок перевала будет виден с башни как на ладони, а, сидя на стенах замка, пятьдесят умелых бойцов легко смогут отбиться от целого батальона русских… Русские, конечно, вряд ли появятся на перевале Дину, но кто он такой, чтобы спорить со Ставкой?
Оценил Ворманн замок и другим взглядом, взглядом художника. Великолепный ландшафт… Интересно, что лучше использовать: акварель или масло? Единственный способ это выяснить — попробовать оба варианта. А в ближайшие месяцы у него будет масса свободного времени.
— Ну, сержант, — спросил он у Остера, когда они остановились у начала моста, — как вам нравится наш новый дом?
— Не очень, господин капитан.
— Привыкайте. Вполне вероятно, что вы проведете здесь всю войну.
— Слушаюсь, господин капитан.
Отметив, что Остер отвечает непривычно сухо, Ворманн внимательно посмотрел на него. Сержант был худощавым смуглым молодым человеком, почти вдвое моложе самого Ворманна.
— До конца войны осталось не так уж много, сержант. Перед нашим отъездом я слышал, что уже сдалась Югославия.
— Жаль, что вы нам сразу этого не сказали, господин капитан! Это подняло бы наш боевой дух!
— А что, вы так сильно приуныли?
— Мы предпочли бы сейчас быть в Греции.
— Но там ведь нет ничего, кроме крепких напитков, жесткого мяса и странных танцев. Вам бы там не понравилось.
— Да, но там идет сражение, господин капитан.
— А… Поэтому…
Ворманн подумал о том, что за последний год стал слишком ироничным. Это никогда не украшало любого немецкого офицера, а для офицера, который никогда не был наци, представляло определенную опасность. Но это было его единственной защитой от растущего разочарования в ходе войны и в собственной карьере. Остер еще слишком мало служит с ним, чтобы это понять. Ничего, скоро узнает.
— Сдается мне, что к моменту вашего прибытия там все бы уже закончилось. Я, во всяком случае, ожидаю победы уже на этой неделе.
— И все равно мы считаем, что могли бы лучше послужить фюреру, чем просто сидеть в этих горах.
— Да, но не следует забывать, что именно по воле вашего фюрера мы здесь и находимся.
Ворманн с удовольствием отметил, что Остер не отреагировал на слово «вашего».
— Но почему, господин капитан? В чем смысл нашего здесь пребывания?
Ворманн начал цитировать:
— Главное командование рассматривает перевал Дину как основной рубеж обороны на направлении из русских степей в сторону нефтяного комплекса Плоешти. В случае ухудшения отношений между рейхом и Россией русские могут нанести удар по Плоешти. А без производимого там бензина мобильность вермахта будет сильно снижена.
Несмотря на то что он уже неоднократно слышал это разъяснение и сам не раз пересказывал его солдатам, Остер терпеливо дослушал до конца, хотя Ворманн прекрасно знал, что ничуть не убедил сержанта. И он не мог сердиться, поскольку любой разумный человек счел бы это объяснение, мягко говоря, неполным.
Остер достаточно долго прослужил, чтобы понимать, что это явление весьма необычное, когда офицера-ветерана, участника боевых кампаний, ставят во главе четырех пехотных взводов, причем без заместителя, и отправляют в богом забытое место на перевале в глухих горах, да еще и на территории союзного государства. Это служба для зеленого лейтенантика.
— Но ведь у русских полно своей собственной нефти, и к тому же у нас с ними заключен пакт о ненападении?
— Ну конечно, как же это я забыл! Пакт! Сейчас ведь никто не нарушает договоров…
— Вы хотите сказать, что Сталин осмелится предать фюрера?
Ворманн проглотил готовый сорваться с языка ответ: «Нет, если твой фюрер не предаст его первым». Остер все равно не понял бы. Как и подавляющее большинство представителей послевоенного поколения, он привык отождествлять интересы германского народа с волей Адольфа Гитлера. Этот человек вдохновлял его, а Ворманн был уже не в том возрасте, когда творят себе кумиров. В прошлом месяце ему исполнился сорок один год, он видел восхождение Гитлера из пивных залов на пост канцлера, наблюдал за его постепенным обожествлением. Ворманну он не нравился никогда.
