Людмила Романова - Таинственные и удивительные истории, произошедшие с жителями старой Москвы, рассказанные очевидцами и пересказанные их домочадцами
В доме снимали квартиры разные люди среднего сословия. Те, кто состоял на службе и имел доход для оплаты квартиры. Ну, например: жандарм с женой, вдова железнодорожника с сыном гимназистом, учитель и еще подобные жители города. Все жильцы дома, были люди порядочные и платили за квартиры исправно. И сам хозяин был пре добрейший человек.
На первом этаже, уже месяц жил один одинокий человек, лет пятидесяти пяти, как раз под квартирой, где разместились Дарья Васильевна, и Григорий Павлович. Тот одинокий человек, его звали Федор Иванович, каждый день выходил из своей квартиры и поздно вечером возвращался в нее. Видно какая-то работа у него все– таки была, а иначе где бы он пропадал? Он был худой, не разговорчивый, и никому не был интересен, разве только вызывал жалость. Его считали немного странным. Но порядка он не нарушал, никому не грубил. Просто жил замкнуто и, победнее, чем другие одевался.
* * *В тот вечер Дарья Васильевна и Григорий Павлович, сидели за вечерним столом одни. Вчера они отпраздновали именины Григория Павловича, и их прислуга Марфа напекла столько пирогов, что как гости их не ели, нахваливая, все же осталось еще много, и с капустой и с курочкой и с ягодами. А Григорий Павлович очень любил Марфины пирожки. Вот и сейчас он протянул руку к одному рыжему красавчику с начинкой из курочки, Дарья Васильевна достала из буфета вазочку с сахаром, положила щипчики, и расставила чашки. Марфу они отпустили домой на пару дней, и были в доме совсем одни, отдыхая от вчерашнего веселья.
Они пили чай и вели беседу. Времени у супругов было много и можно было тихо и спокойно обсудит все дела и новости, и конечно вспомнить молодость. За окном уже был синий вечер, и летние ночные мотыльки стучались в окошко и пытались прорваться через стекло к свету лампы. И Листья тополя пахли своей сладкой липкой клейковиной, а на небе сияла полная луна.
– Какой-то странный этот жилец! – сказала Дарья Васильевна, наливая себе вторую чашечку чая.
– Это, нижний, что-ли? – спросил, отхлебывая чай, Григорий Павлович.
– Да. Это я про него, – кивнула головой Дарья Васильевна.
– Да чего в нем странного. Просто бедный. Жалование, небось, маленькое, вот и ходит в своем старье и зимой и летом. Одень меня в такое, допотопное платье, так и я тебе странным покажусь, – усмехнулся Григорий Павлович. – Опять же, одинокий. Никто ему о его виде не напомнит, вот и опустился. Но я должен сказать, что и при его бедной одежде видно по манерам, что он человек благородный.
– Надо к нему как-нибудь зайти, да спросить, как поживает. Может чем помочь нужно? Сегодня после обеда, смотрю, идет, как весь в воду опущенный. Аж, весь белый! Как будто горе у него невозможное! Прямо, на плечах его нес! – воскликнула Дарья Васильевна. – Жалко человека! Не дай бог вот так старость встретить, когда и никого близкого рядом нет, и никто тебе в трудный час не поможет, – сделала скорбное лицо Дарья Васильевна.
– А помрешь, так никто и не узнает! – поддакнул, с улыбкой Григорий Павлович. Не дай Бог! Ну, нам с тобой Дарья Васильевна такая беда не грозит. У нас и дети, и внуки есть. Вспомнят, и как случится, так и похоронят по-божески.
Супругам было все – равно, о чем говорить. Хоть о погоде, хоть о соседе. Каждый день вот так, за столом, да в постели. Сорок лет вместе. Уж, кажется, обо всем переговорили. И бывало уж и не один раз! Но для поддержания разговора, никто не говорил, и не напоминал другому, что мол, – слышал я уже это! Ты что забыл, что мне уже это рассказывал! А наоборот, поддакивал, да снова удивлялся, – да что ты? Или, – неужели, он так сказал?! Хоть исход рассказа был уже известен.
И поэтому, уж если находилась тема, то ее обсасывали со всех сторон. И с этого бока и с другого.
– Я как– то у него спрашивала, о его родственниках, так он говорил, что у него никого теперь нет. Один он, – продолжила разговор Дарья Васильевна.
– Не извольте, говорит, беспокоиться. Мне эта жизнь не в тягость. Никому не мешаю, а на жизнь хватает, – а у самого глаза то заблестели.
– Ну, это его дело! Хозяин – барин, – сказал Григорий Павлович и посмотрел в окошко. – Ой! Дарья Васильевна, – вдруг вскричал он, – посмотри, в окно то козел смотрит!
– Какой еще козел! – возмутилась Дарья Васильевна, думая, что муж решил так пошутить над ней.
Но Дарья Васильевна все же повернулась к окну и обомлела. Сквозь черноту ночи, и кружево занавесок, в окно на нее смотрела морда козла, только очень большая, и рога у него были огромные. А взгляд у козла был как бы человеческий, жалостный такой.
– Свят, свят, свят, – перекрестилась Дарья Васильевна, обернувшись на мужа, и они оба снова посмотрели на окно.
К их удивлению там уже ничего не было.
– Господи, привидится же такое! – с облегчением сказала Дарья Васильевна. – Откуда, на втором этаже, козлу то взяться! – сказала она возмущенно-сердитым голосом.
– Показалось, наверное! – успокоительно сказал Григорий Павлович, все же, подойдя к окну и вглядываясь в темноту.
И они оба, сделали вид, что ничего не произошло и снова сели за стол. Хотя в душе, каждый недоумевал на увиденное.
– А что, Дарья Васильевна, были бы у нас деньги, мы бы тоже свой дом в Москве купили, и вместе с сыном и внуками жили. Здесь хорошо, и братец твой добрый человек, но, все же, не свое! – продолжил разговор Григорий Павлович.
– Да, я и сама наш дом в Бронницах вспоминаю. Уж так хорошо нам там жилось! И земля под ногами, а не булыжник. А ночью звезд то сколько, не то, что здесь. Городок маленький, зелененький. И речка, и церковь, какая у нас была! А пасха, или Рождество вот как весело да радостно… Дарья Васильевна улыбнулась, вспоминая свой дом.
– А как по улице идешь, то все тебя знают, да кланяются. То на обед пригласят, то на крестины.
– Да, – сказал Григорий Павлович. Нам бы дом, где-нибудь в Сокольниках, с двориком купить. И Москва не далеко и все в собственных домах да садах. Там места хорошие, я давеча ездил к адвокату, по поручению твоего братца, такие там улочки, зеленые, сирень в каждом доме, одуванчики на лужке. Липы, да дубы. И церковь там Николая угодника, зашел, на обратном пути молебен заказал. А потом пешочком мимо Басманной до вокзала. До самой Каланчевки дошел. Прогулялся. Посидел в трактирчике, перекусил, и потом через Мясницкую, да Китай город, вот и дом наш.
– Это сколько же верст то будет? Столько прошагать! Чего ты, на извозчике что – ли экономил? – возмутилась Дарья Васильевна.
– Да нет, приятно по городу пройтись, на прохожих посмотреть. Люблю я Москву. Да и что здесь будет, верст пять, часа два медленным шагом. Одно удовольствие! И погода была распрекрасная! Григорий Павлович схитрил немного, потому что извозчика все же брал до трактира.
