Питер Джеймс - В плену снов
Сэм пожала плечами.
– По твоему выражению лица мне непонятно, нравится она тебе или нет.
Она снова пожала плечами:
– Когда она начинала, я думала, она то, что надо… только… ну, я не знаю.
– Дай ей время. По-моему, она подходит.
– Да, сэр!
Он остановился позади письменного стола Сэм, разглядывая буклет-гармошку с рисунками.
– Джонси, – сказал он. – Я хочу, чтобы Джонси обработал это.
– Мне надо сделать ему заказ?
– Напиши ему записочку.
– А если с ним не получится, тогда кого?
– Да я уже ему об этом говорил. – Он, прищурясь, посмотрел на ширму. – «Отверженный». Довольно-таки нелепое название для шоколада.
– А мне кажется, нормальное.
Он взглянул еще раз на ряд цветных рамок и прочитал вслух:
– «У „Отверженного“, как и у кокосового ореха, вся прелесть таится внутри».
Отступил назад, похлопал себя по животу и снова повторил эту строчку нарочитым басом. Сэм рассмеялась.
– «Отверженный», – рокотал он. – Этот шоколад не растает на солнце… «Отверженный» – лучшая в мире закуска, способствует пищеварению. Вам и есть-то его не придется – вы просто купите его да и вышвырните прямо в сортир.
Сэм улыбнулась и покачала головой. Кен закурил сигарету, сладковатый запах раздражал ее. Она наблюдала, как он разгуливает по кабинету, внимательно разглядывая графики на стенах: в этом году они уже заключили восемнадцать коммерческих сделок, а за прошлый провернули сорок три. Кен брал гонорар по десять тысяч фунтов в день за общее руководство, а фирма получала проценты от стоимости продукции. Если бы он до сих пор не выплачивал собственные долги и не платил жене, то уже сейчас стал бы весьма обеспеченным человеком. А если бы он еще смог сдерживать свою горячность и внимательно следить за изменениями в моде, то стал бы очень богатым.
– Ты будешь хорошо себя вести на завтрашней встрече, ведь правда?
– Хорошо себя вести? – переспросил он.
– Ну да, – ухмыльнулась она.
Он кивнул с видом упрямого школьника.
– Деньги-то немалые, Кен.
– А ты смету составила?
– Вот как раз собираюсь ее распечатать.
Он посмотрел на свои часы, солидные, тяжелые мужские часы, украшенные круглыми шишечками, водонепроницаемые, способные выдержать глубину до пятисот метров. Словом, для ванны вполне сгодились бы, как однажды заметила Сэм.
– Не хочешь по-быстрому пропустить пивка? – спросил он.
– Нет, спасибо. Хочу прийти домой вовремя, чтобы выкупать Ники. Вчера вечером я вернулась поздно.
– Да мы недолго.
– Чего тебе так загорелось?
Он ткнул пальцем вниз:
– Бильярд. Там парочка новых ребят из «Лов Ховард-Спинкс» подъехала. Это для дела, Сэм, – добавил он, заметив выражение ее лица.
– «Для дела»! – передразнила она.
«Дворники» на стареньком «ягуаре» модели «Е» смахивали дождевые капли с ветрового стекла, оставляя на нем матовую пленку, затрудняющую видимость. Сэм вела машину быстро, беспокоясь, что Ники уже в постели, и напряженно вглядываясь в дорогу перед собой. Она миновала лондонский Тауэр, его зубчатые стены, подсвеченные сквозь туман ярким светом, промчалась мимо лондонских доков и, повернув на улицу Уоппинг-Хай, сбавила скорость, чтобы не трясло по булыжнику автомобиль, купленный двадцать пять лет назад. Проехала целый квартал темных недостроенных домов и большое освещенное табло с надписью «ДЕМОНСТРАЦИЯ КВАРТИР», а рядом промелькнуло еще одно, на котором значилось «ДОМА РИВЕРСАЙДА – ЭТО СТИЛЬ ЖИЗНИ РИВЕРСАЙДА». «Вот бы купить себе какой-нибудь стиль жизни, – подумала она. – Мне фунт салями, парочку дынь, ну и еще стиль жизни, пожалуйста, заверните».
Сэм ехала по этой темной улице – такой темной она была, наверное, и сто лет назад. Потом свернула направо у пакгауза на неосвещенную автостоянку. Выйдя из машины, сразу почувствовала характерный маслянисто-соленый запах Темзы и, быстро подхватив свой чемоданчик, тщательно заперла дверцу. Под проливным дождем поспешила через всю стоянку, настороженно поглядывая на черные тени и вздрагивая от внезапного дребезжания легких заборчиков на промозглом ветру.
Сэм поднялась по ступенькам крытой галереи, и тут же с резким металлическим щелчком автоматически включился свет. Она набрала код замка и вошла, закрыв за собой дверь. Ее шаги отдавались эхом по каменному полу вестибюля, когда она спешила при тусклом свете мимо полых стальных брусов, выкрашенных в ярко-красный цвет, и двух огромных дубовых бочек, стоящих в стенных нишах. Пакгауз и есть пакгауз. Все напоминало о том, что здесь когда-то был пагкауз – гигантский, грязный, построенный в псевдоготическом стиле Викторианской эпохи.
Она вошла в лифт, к которому пришлось пробираться в полной темноте – свет включался только тогда, когда закрывались двери. Совсем допотопный и идет еле-еле. Она прислонилась к стенке лифта, пока он медленно тащился на четвертый этаж. «Слава богу, что не выше, – подумала она, – а то ведь, пока поднимаешься, успеешь и пообедать». Лифт остановился с резким толчком, и она, как всегда, покачнулась на ногах. Сэм прошла по коридору к своей двери, отперла ее и вошла в их огромную квартиру. Ники уже мчался по коридору навстречу, его рубашонка выбилась из штанишек, разлетались светлые волосы и падали на лицо.
– Мамочка! Ай-ай-ай-ай!
Она наклонилась и крепко обняла его, а он обхватил ее ручонками, звонко чмокнул в обе щеки, а потом торжественно посмотрел на нее снизу вверх:
– А я теперь собственник!
– Ты собственник, тигренок?
– Да, собственник! У меня есть эта… как ее… акация!
– Акация? – переспросила она в недоумении.
– Ну! Я сегодня три фунта сделал!
– Три фунта?! Очень хорошо. А как же ты сделал три фунта?
– Так вот из моей акации. Папа мне показал, как сделать.
– А что же это за акация у тебя?
Он взял ее за руку:
– Пошли, я тебе покажу. – В его распахнутых голубых глазах светилось торжество. – Прямо сейчас пойдем скорее.
– Прямо сейчас?
– Ну!
– Надо говорить «да», дорогой, а не «ну».
– Ну! – дурачился он, потом вырвал свою руку и пустился бегом по коридору, оглядываясь и торопя ее: – Ну же, ну же!
Она поставила на пол свой чемоданчик, сняла плащ и последовала за ним через огромную прихожую по коридору, в его комнату.
– Папочка! Папочка! Покажи маме, сколько мы с тобой денег сделали.
Ники остановился рядом с отцом, тот опустился на колени на красный ковер, прямо перед маленьким компьютером сына. Рядом в пепельнице тлела сигарета, в одной руке он держал высокий бокал с виски, а другой шлепал по клавиатуре. Высокий, мощного телосложения мужчина, даже встав на колени, он казался в этой загроможденной всякой всячиной комнате гигантом. Повернувшись, посмотрел на нее со своей обычной улыбкой, означавшей: ну как, все по-старому, да?
