Далия Трускиновская - Пьесы
Ко мне привели повивальных бабок, они причитали, как на похоронах — были уверены, что я не смогу разродиться. А я знала — должна родить царевича, должна родить царевича, должна родить царевича!.. Должна… должна… должна…
Старица Марфа. За что, Господи? Расступись сыра землица, меня прими, доченьку мою верни! Танюшку мою, красавицу, отдай! Нет у меня больше доченьки!..
Марина. У меня есть царевич! У меня есть царевич!
Старица Марфа. Одно дитятко осталось — сыночек, Мишенька. Шестерых родила — он один жив. Танюшка, доченька, светик мой ясный, за что Господь карает? Умница росла, ничем не огорчала, мужа ей нашли разумного, ласкового — Танюшка, за что?..
Марина. Крестить на православный лад! Назвать по-русски — Иваном! В честь царственного и венценосного деда! Иначе — нельзя! Пусть он для вас будет Иваном, а для меня царевич мой — Ян, Янек.
Пане Заруцкий, погляди! Теперь видишь, чей он? Теперь — понимаешь?
Все вышло по-моему! И Ян Заруцкий моему царевичу — вернейший слуга. Я — царица, он — регентом при царевиче. И он будет воевать за нас обоих. И он возведет меня на трон! Лишь бы не проболтался…
А урод мой так и лежит непогребенный. Теперь только все поняли — он никому не нужен. Нужна же — я, царица московская! Я выгоню Владислава из Кремля. На моей стороне — казаки. Заруцкий соберет славное войско!
Старица Марфа. Чем дальше — тем хуже. Явилось, что польский король не сына хочет нам дать, а сам сесть на московский трон. Сын-де молод, глуп! Пока в пору не войдет, сам Сигизмунд будет нами править! Бежать надобно. Взять Мишеньку и бежать в дальние обители! В ту же Макарьевскую! Один он у меня остался — не выдам! Спрячу! Или я не мать?
Гетман Жолкевский сказал: не примет Москва Сигизмунда, быть в Москве бунту. И сам уехал от греха подальше, над поляками теперь главный пан Гонсевский.
Бежать, бежать!
А сказывали, в городах ополчения собираются. Коли пойдут выгонять поляков из Москвы — пропали мы с сыночком. За мужнины затеи нас не пощадят. Народ зол, голод и война всех озлобили.
Бежать с Мишенькой, бежать! Спасти сыночка!
Ан не выйдет. Стерегут нас в нашем доме на Варварке, настолько у поляков ума хватило.
И велят в самый Кремль переселяться.
Заложники мы с Мишенькой. Господи, меня возьми, сыночка сохрани!
Марина. Как хорошо, что со мной — пан Заруцкий! Коли я хочу править русскими, рядом должен быть человек, который их понимает. Он сказал — раз уж наш царевич окрещен в православную веру, то пусть его православные на трон возводят, а на поляков надежды мало, полякам Москвы не удержать. От Рязани идет многотысячное войско, ведет его воевода Прокопий Ляпунов. От Калуги другое войско, там воеводой князь Трубецкой. И нам бы с нашими казаками присоединиться. А как поляков из Москвы выбьют — то никого другого, кроме нашего царевича, на трон не посадят, больше — некого!
Плохо лишь, что патриарх Гермоген, в Москве чуть ли не под стражей сидя, нашего царевича проклял и тайно письма во все концы шлет. Но князь Трубецкой все же признал меня царицей! А с патриархом Гермогеном мы уж сладим!
Я верну себе московский трон! Пока царевич не вырастет — буду править двадцать лет или более. Двадцать лет на московском троне! Могла ли я в Самборе мечтать об этом?
Старица Марфа. Господи, спаси патриарха! Вот уж его взаперти держат, а он шлет тайные письма — сзывает народ. Он не ведает страха — а я боюсь, Господи, боюсь — не за себя, за Мишеньку моего. И за мужа боюсь — уж не в плену ли там наше посольство?
От патриарха добивались, чтобы написал к воеводе Ляпунову, убедил его отойти от Москвы, а он не хотел. И его бросили в подземелье Чудова монастыря, кормили впроголодь. А Москву уж обложило наше воинство.
Господи, Москва горит! Пан Гонсевский велел ее поджечь, а сам с поляками затворился в Кремле. Господи, это последняя Страстная неделя для нас с Мишенькой! Не уцелеем мы, не уцелеем…
Но коли кто захочет до сыночка добраться — пусть прежде меня убьет.
Я — как глыба каменная. Я — как волчица лютая. Собой заслоню, горло за него перегрызу. Я — мать! Это мое право — за сына убить и самой умереть. Больше за него вступиться некому.
Войско Ляпунова все пути к Москве заступило, припасов никто не везет, нас ждет голод.
Нет страшнее голодной смерти. Смилуйся, Господи! Меня умори, Мишеньку жить оставь. Пятнадцать лет ему всего! Один он у меня, Господи! Коли не для него — так мне и вовсе жить незачем.
Марина. Ополченские воеводы перессорились, Ляпунов убит. Что будет? Неужто все же Владислав возьмет мой трон? Да чтоб у него те ноги отсохли, которыми он к престолу пойдет! Чтоб у него те руки отсохли, которыми возьмет он скипетр и державу! Мое! Все — мое! Я — царица московская!
Пришел пан Заруцкий, сказал — еще не все потеряно. Каким-то чудом из Москвы в Нижний Новгород доставили грамоту патриарха Гермогена, и там поднялся народ, собирают огромное ополчение. В воеводы зовут князя Пожарского. Я спросила — признает ли Пожарский нашего царевича? Пан Ян пожал плечами. Нам бы Владислава с Сигизмундом с рук сбыть, сказал он, дальше будет видно. И обнял меня крепко.
Старица Марфа. К Москве идут новгородцы! Застанут ли нас живыми — не ведаю.
Марина. Скорее бы подрос царевич! Ему год и три месяца, всякий сквозняк ему опасен, всякая капля прогорклого масла. Устала я беспокоиться.
Старица Марфа. Каково это — голодной смертью помирать? Покойный государь Иван неугодных голодом морил… страшно… Крепись, раба Божия! Коли Мишеньку не сберегу — и мне не жить…
Марина. Что за человек этот князь Пожарский? Ему немного за тридцать. Он уж пробовал выбить польский гарнизон из Москвы, поднял мятеж. Нашим пришлось, чтобы справиться с озверевшими обывателями, поджечь несколько улиц. Он сражался до последнего, его вывезли из Москвы тяжело раненым. И вот он опять у стен! Из-за него нам опять пришлось отступить к Калуге.
Наши? Кто сейчас — наши? Те паны, которых я видела в Самборе у батюшки? Или казаки моего Заруцкого? Или бояре, что признали царевича?
Все бьются против всех. Разлад в моем царстве достиг высшей степени. Но ничего, ничего! Как хорошо, что я не уехала домой! Пусть пожары, пусть кровь… тут я — царица!
Я сказала Яну — коханый мой, если мы не погубим пана Пожарского, он погубит нас. Пошли надежных казаков — пусть зарежут его. Это — самое просто.
И нужно отправить посла к персидскому шаху. Пусть он даст нам настоящее войско. Такое, чтобы всех разгромить! Войско, достойное московской царицы!
