Нана Блик - Наоми
Сложив грязные тарелки и стаканы в посудомоечную машину, я побежал наверх в свою комнату, чтобы подготовить вулкан к демонстрации. Вставив вилку в розетку и воодушевлённо дёрнув тумблер включения, я ждал момента, когда плитка внизу нагреется до нужной мне температуры. Крикнув маме, что процесс мой запущен, я совсем не услышал её мне ответ, поэтому решил сам спуститься вниз, чтобы поторопить её.
Мама стояла на кухне с зажатой в руке трубкой от телефона. Каменное холодное лицо выражало лишь ужас. Большие голубые глаза блестели от стоящих в них слёз. Услышав мои радостные шаги, она повернулась к окну, чтобы я не мог видеть её испуганный взгляд.
– Мама, что с тобой? Что-то случилось? – подойдя к ней вплотную, я обнял её, уткнувшись лицом в её худенькую статную спинку. Дрожание и всхлипы отчётливо прорисовывали картину того, что она плачет. – Мама, прошу тебя, не молчи.
– Папа! – она прервалась, не в силах вымолвить сразу, – машина отца слетела с моста, – рыдания хлынули из неё неиссякаемым бурным потоком.
– Он упал в воду? – я никак не мог понять маминых слёз, ведь отец запросто мог вплавь добраться до берега.
– Его машина упала при выезде с моста, так что она сразу воткнулась носом в прибрежные скалы и загорелась, – мама упала на колени, прикрывая рот рукой, чтобы не напугать Эмму.
– Мама, скажи чётко, папа в больнице, его успели спасти? – дрожь от её тела плавно переходила ко мне, заражая страхом и неизвестностью.
– Он погиб, меня просят поехать к ним, чтобы подписать какие-то бумаги, – мама сжала мои обнимающие её руки, – побудь с Эммой наверху в её комнате, пока я буду в больнице.
– Хорошо, мама, я буду, – первый раз я заплакал, мои слёзы ручейками стекали по щекам, оставляя блестящий солёный след. Я сильнее обнял маму, потому что слов для поддержки я не имел, меня самого сейчас нужно было поддерживать только вот некому.
Медленно поднявшись с колен, я взял на руки маленькую Эмму и направился в её спальню, которая была на втором этаже по соседству с моей, но чуть дальше по коридору. Дверь же моей спальни была напротив лестницы, по которой мы все спускались вниз на первый этаж. Я часто, стоя в дверях своей комнаты, катал машинки, смеясь от того, как они брякали, скатываясь по нашим ступенькам.
Я слышал, как хлопнула дверь и завелась с рёвом машина. Мама выбежала из дома, даже не попрощавшись. Поначалу обида захлестнула меня, а потом я понял, что ей было трудно смотреть мне в глаза. Она бы искала во мне защитника и опору, а по сути, должна была быть ей сама, ведь кроме неё у нас с Эммой больше никого не было. Наверно, решающую переломную роль сыграли здесь мои слёзы, которые до сегодняшнего дня она практически и не видела. Первый раз её, казалось бы, взрослый мальчик дал слабину и заплакал, но нестерпимо больно ей стало вовсе не от того, что он плакал, просто пришло понимание, что он всего лишь ребёнок, а взрослым она его делала сама, лишая нормального детства. Раньше, находясь перед выбором оставить ли ребёнка ребёнком, она сделала неправильный ход, а теперь вынуждена его повторить, не имея другого выхода, теперь-то выбора действительно не было, но уже было поздно.
Комната Эммы в нежных розовых тонах с кучей мягких игрушек, музыкальных светильников и погремушек чуть-чуть успокоила меня, погружая в неоновый сон заблуждения, в некую мечту о розовом счастье, которое у нас непременно должно было быть. Я смотрел на младшую сестрёнку глазами, полными надежд, обещая ей, что всегда буду с ней, всегда смогу защитить её, ведь я – её старший брат и пока что единственный мужчина в её жизни.
Погрузившись в проблемы, я совершенно забыл о вулкане. Мне и в голову не пришло отключить модель от сети. Успокаивая маму, а затем и укачивая Эмму, я просто не думал ни о чём, кроме моей семьи, которой требовалась защита и мужское плечо, не мальчишка, распустивший нюни, а надёжное плечо и опора. Когда Эмма наконец-то уснула, я лёг на диванчике с нею рядом и задремал. Из сна меня выдернуло странное потрескивание и едкий запах, плавно заполняющий комнату. Едва открыв дверь спальни, я увидел огромные языки пламени, нещадно сжиравшие обои и мебель, и тут только я вспомнил о своей школьной модели.
За столько времени жидкость в нижнем отсеке не только успела вскипеть, вышвыривая бумажные комочки по комнате, но полностью улетучиться. От перегрева стеклянная колба треснула, повреждая бумажно-пластиковый каркас вулкана так, что один его край лёг на раскалённую поверхность конфорки и загорелся практически сразу, увлекая за собой мой письменный стол, кровать и всю комнату. Комната, коридор, лестница уже были охвачены пламенем, я резко захлопнул дверь и подбежал к Эмме. Ужасные мысли крутились в моей голове, не давая возможности рационально обдумать всю ситуацию. Я подбежал к окну и, распахнув его, остановил свой мечущийся взгляд на недостроенном зимнем саду, который должен был быть прямо под окном спальни моей младшей сестры. Каркас помещения уже возведён, лежали лаги без кровли, и я подумал, что смогу просто вылезти с Эммой на руках из окна и аккуратно спуститься по каркасу зимнего сада на землю. Я увидел приставленную к каркасу с другой стороны лестницу, что ещё больше вселило в меня уверенность в том, что я справлюсь. Сдёрнув шторы с окна, для того чтобы зафиксировать Эмму у себя на груди, я направился к ней и, осторожно разбудив, вынул её из кроватки. Подойдя к распахнутому настежь окну, я положил Эмму на подоконник, пока сам обвязывал спину шторой. В это время одни язычки пламени потихоньку проникали в спальню, разрушая крепление натяжного потолка с противоположной от окна стороны, пока другие – бушевали под полотном, превращая его в липкую тянущуюся субстанцию. Я поднял Эмму на руки перед собой, для того чтобы привязать её спереди, а в это время крепления разъедаются сильным пламенем, и раскалённое тягучее полотно падает мне на спину, прилипая и обжигая её. От боли и испуга я машинально выбрасываю Эмму из рук прямо в распахнутое настежь окно. Последнее, что я отчётливо видел, было то, как малышка ударяется головкой о бетонный каркас стены и с окровавленным черепом падает прямо на невычищенный от осколков кирпичей и бетона пол зимнего сада. Обёрнутый липким полотном, я падаю на пол, моя кожа моментально покрывается волдырями, а вскоре, когда полотно воспламеняется, я теряю сознание, попав в плен адского пламени. Чуть позже я и Наоми стоим и просто смотрим на обгоревшее тело мальчишки, которое ещё недавно было моим, на захваченный пламенем дом, на маленькое бездыханное тело Эммы, душа которой практически моментально покинула землю. Вереница пожарных машин, подъехавших к дому, даже не пытается тушить дом, потому что нет смысла. Весь охваченный пламенем, он складывается на глазах, словно карточный домик, укрывая горячими обломками красивое наивно-юное тельце Эммы, которую я не сумел спасти от напасти. Теперь не будет на пути моей милой сестрёнки трудностей и ненужных хлопот, от которых её стоит оберегать и защищать. С этой минуты я уже не старший брат и не сын, я лишился всего: дома, семьи и себя самого, но разве в этом я виноват?
