Б. Олшеври - Семья вампиров
— Боже, какая холодная ручка. Вам холодно! — И он торопливо отдал приказание затопить камин у себя в кабинете.
Кабинет, спальня и уборная хозяина были чуть ли не единственными комнатами на этом этаже, закрытыми для гостей. Музыка грянула веселый венский вальс.
Гарри сделал несколько туров со своей дамой, отметив, что танцует она превосходно, точно скользит по полу, отдаваясь в объятия своего кавалера.
— Довольно, — чуть слышно прошептала она, и Гарри тотчас же остановился.
Джеймс Лерой на другом конце зала в это время был занят усиленным флиртом с маленькой испанкой в желтой шелковой юбке. Однако случайно он в это время поднял голову, и взгляд его упал на красавицу рядом с Гарри.
Он слегка вскрикнул, и веер, который он выпросил у своей дамы, со стуком пал к ее ногам.
Кое-как проговорив «извините», Джеймс бросился через зал к Гарри, но пока он пробирался между танцующими, пара исчезла.
Он хотел бежать дальше, но рука Райта его остановила.
— Джемми, что с тобой, ты бледен, как мертвец? — спросил капитан.
— Но это она, она, я узнал ее, пусти меня, — вырывался Джеймс.
Нет. Кто «она», говори, — властно приказал Райт.
Та женщина, в голубом платье, из Охотничьего домика.
Райт вздрогнул и побледнел, в свою очередь.
— Где она? — тревожно спросил он.
Она с Гарри, под руку с Гарри! О, его надо предупредить. Я чувствую сердцем, ему грозит опасность, взволнованно твердил Джеймс, порываясь бежать.
Да, ты прав; надо их найти, надо узнать, кто она? — решает Райт.
Вдвоем они обегали все залы, невежливо толкая танцующих, нахально заглядывали в уютные уголки, прерывая жаркие признания. И уже готовы были спуститься в сад, как вдруг Райту пришло в голову спросить камердинера: «Где хозяин?»
— Сахиб приказал затопить камин в кабинете; вероятно, он там, — ответил Сибо, чрезвычайно хорошо себя чувствовавший в одежде служителя сераля с опахалом в руке.
— Идем туда быстрее!
4
Между тем Гарри, окончив вальс, повел свою даму к двери кабинета.
— Я сейчас вас согрею, — шептал он, — там топится камин, и никто туда не войдет.
Его тешила мысль остаться наедине с красавицей и (для начала) упросить ее снять кружево с лица.
Лакей распахнул перед ними двери кабинета.
«Сейчас я увижу ее рядом — с собою, — подумал Гарри, — зеркало висит как раз против двери».
Они вошли. Что за странность: Гарри увидел в зеркале себя, но совершенно одного; рядом с ним не было никого и ничего; видно было лишь только, как лакей закрывает дверь.
Прежде чем ошеломленный Гарри смог что-либо сообразить, спутница увлекла его на низенький диван. Она положила себе под руку мягкую подушку, делая это с таким видом, точно не раз бывала в этой комнате. Глядя на Гарри своим дивным испытующим взором, она грациозным движением вытащила из кружев розовую сердоликовую булавку и откинула черную пену кружев.
Если даже сквозь кружевную сеть она казалась красавицей, то теперь она была еще лучше.
Гарри позабыл весь мир: он соскользнул с дивана на кодер к ногам красавицы и положил голову на ручку дивана. Дама наклонилась к нему низко-низко; Гарри почувствовал одуряющий запах лаванды и неизъяснимую сладкую истому. Глаза его сами собой закрылись.
Он сознавал, словно сквозь сон, что холодные пальчики с острыми ноготками ищут крючок, чтобы расстегнуть ворот его костюма…
Вдруг дверь с шумом раскрылась: это Райт и Джеймс, вопреки причитаниям лакея, отбросили его в сторону и ворвались в кабинет.
Женщина подняла голову от шеи Гарри, и ее взгляд, полный злобы и ненависти, на мгновение остановил молодых людей.
Затем она поднялась, а Гарри безжизненно упал на ковер, будучи в глубоком обмороке.
Райт бросился к незнакомке, чтобы задержать ее; но было поздно. Она внезапно оказалась в метре от него, затем переместилась к самой двери, затем портьера скрыла ее.
Друзья, не прибегая к помощи слуг, осветили и обыскали все апартаменты: спальню, уборную — и никого не нашли. Все двери были заперты и заложены изнутри.
Гарри положили на диван и привели в чувство. Первые его слова были о давешней красавице.
— Где она? Куда вы ее прогнали?
Райт постарался заверить его, что он ошибся и что душный воздух зала был причиной его обморока.
— Полноте, я отлично все помню! — отрезал Гарри. — Она была здесь, со мной; вот и подушка, на которую она опиралась; вот и ямочка от ее локтя… — Затем он быстро нагнулся, что-то поднял и с торжеством, показав им сердоликовую булавку, воскликнул: — А это что? Вы и теперь будете отрицать ее существование! И какая у вас цель? — И ревность, горячая ревность загорелась у него во взгляде.
— Полно, Гарри, только не это! — вскрикнул Райт.
— Мне одно странно, — продолжал Гарри, — когда мы вошли, я не увидел ее в этом зеркале, хотя она и была рядом со мной.
При этих словах Джеймс вздрогнул и испуганно посмотрел на Райта.
— Все это мы разберем после, а теперь нельзя оставлять гостей одних, — благоразумно заметил капитан.
Гарри послушно поднялся, и все вышли из кабинета. Джеймс доверительно взял капитана под руку и зашептал ему:
— А мне вся эта история совершенно не нравится. Тут что-то неладно… И скажи ты мне, где же я ее до этого видел? А то, что я уже однажды видел ее, это несомненно…
— А заметил ли ты одну странность, — продолжал Джеймс, — в спальне Гарри, на обеих стенках его кровати, есть знак пентаграммы? Видел ты его?
— Пентаграммы? Ты хочешь сказать о том каббалистическом знаке пятигранной звезды, что, по преданию, в средние века употребляли как заклинание против злых духов?
— Ну да, — подтвердил Джеймс.
— Неужели Гарри сам велел их приделать к спинкам? Я их ясно рассмотрел; они не входят в рисунок кровати, а помещены сверху.
— Не вижу тут ничего особенного, — спокойно отвечал Райт. — Знак пентаграммы, видимо, почему-то был любим бывшим владельцем замка. В вещах, перешедших к Гарри по наследству, он часто встречается, и я видел золотую цепь, на которой висит знак пентаграммы из чистого золота, усыпанный бриллиантами. Вещь в высшей степени художественная, и Гарри сказал, что она нравится ему больше всех остальных вещей и что носить ее он будет охотно.
— Райт, мне необходимо сегодня же поговорить с тобой, — заявил Джеймс.
— Хорошо, но только когда проводим гостей. Смотри, к тебе идет твоя испанка.
— А ну ее к черту, не до того теперь! — проворчал Джеймс.
Веселье, ничем не нарушаемое, царило в залах; гости по-прежнему танцевали, пили, любезничали. Только хозяин стал холоднее; он не замечал ни страстных взглядов, ни вздохов, ни милых улыбок, которыми щедро дарили его молодые и красивые (и не очень красивые и совсем не молодые) особы женского пола.
