Б. Олшеври - Семья вампиров
В руке у нее был бесценный голубой лотос из цельного сапфира.
Драгоценные камни ее наряда блестели и переливались, но лучше их блестели черные большие глаза, как чудные, огромные агатовые звезды! Коралловые губки были плотно сжаты. Линии лица ее и тела были так чисты, так безукоризненны, так прекрасны!
— Кто ты, прекрасная из прекрасных! — воскликнул я. — Будь ты небожительница или исчадие ада — мы твои верные рабы. — И под влиянием опьянения стали на колени.
Неожиданно чудное видение, сначала принятое нами за статую, улыбнулось и, тихо скользя, приблизилось к нам. Белая ручка поднялась, и голубой лотос прикоснулся к левому плечу каждого из нас. В ту же минуту мы потеряли сознание.
Нас привел в себя адский шум, визг, стоны, завывания. Мы обнаружили, что лежим связанные посреди зала с черными колоннами, а вокруг нас беснуются желтые дьяволы. В них мы без труда узнали индийских фанатиков, факиров. Их нечесаные, всклокоченные волосы, испитые лица, тощие тела в клубах черного дыма нельзя было ни с чем спутать, они казались истинными представителями ада.
— Богиня оскорблена! Жертву, жертву, да прольется кровь нечестивцев! — Можно было разобрать среди визга и стона.
Нас понесли куда-то. Наступила полная тьма. Опять замелькали факелы, и скоро свет их позволил разглядеть другую картину. Ужас сковал нас! Перед нами высился алтарь страшной богини Бовами… Сомневаться мы не могли.
На алтаре стояла исполинская, грубо высеченная из темного мрамора женщина. На черной шее у нее красовалось ожерелье из белых человеческих черепов; пояс состоял из бахромы человеческих ступней — тут были черные, желтые и белые отсеченные ноги, большие и маленькие, видимо, ноги детей и женщин. И все это свежее, не успевшее еще разложиться!
Огромная ступня богини попирала человеческую голову, и в этой голове мы узнали голову одного нашего солдатика, якобы унесенного тигром, из израненного тела бежали струйки крови, омывая подножие кровожадного идола. Тело еще содрогалось в последних судорогах.
— Жертву, жертву, — кричали кругом, и через мгновение мы с Джеймсом оказались совершенно обнажены.
Смерть наша казалась неизбежной. Но какая смерть! Бесславная, постыдная, у ног омерзительного истукана, от ножа фанатика! Вот уж судьба…
Мы лежали рядом: я грыз потухшую сигару. Джемми молчал. К нам подошел высокий худой брамин. На голове его красовался золотой обруч, белая одежда в виде хитона была подпоясана шнурком, в руках он держал обоюдоострый широкий жертвенный нож.
Я закрыл глаза.
Вдруг наступила мертвая тишина. Жрец, с высоко поднятой рукой, в которой был зажат страшный нож, отшатнулся назад, на лице изумление и страх. Еще минуту, и нож со звоном покатился по полу.
Жрец, а за ним и все остальные пали перед нами на колени с криком: «Избранники, избранники!»
Нас осторожно подняли, развязали, завернули в мягкие шелковые одежды и понесли прочь.
И мы оказались на ложе из душистых лепестков роз, вокруг нас носились волны душистых курений. Музыка звучала сладостно и томно.
Перед нами вновь оказалась прежняя красавица, но при блеске огней это оказалась не живая женщина, а статуя.
Но вокруг нее вился целый хоровод живых, прекрасных молодых женщин: это были баядерки храма. Ноги и руки их были обнажены и украшены браслетами, звон которых мелодично звучал в ушах. Одежда их состояла из одних лишь тонких цветных покрывал, что еще больше усиливало впечатление наготы.
Одни плясали перед нами, другие подходили к нам и подавали янтарные кубки с питьем. Как вкусно, как освежительно оно было! Это был поистине напиток богов.
Нас окружали негой, ласкали, увлекали в танцы. Нам вновь подавали вино, дарили поцелуями…
— Господин капитан, господин капитан!
Я открыл глаза. Передо мной стоял вестовой.
— Господин капитан, вам приказ от командира, — и он подал мне пакет.
Не в силах опомниться, я сел на кровати. На дворе был белый день. Вот моя спальня. Вот и гамак Джеймса: он спит спокойно. Я открыл пакет: командир направил мне приказ о выступлении через несколько часов.
Наконец я начал что-то соображать и понял, что видел сон.
— Джеймс, Джеймс, выступление, вставайте, пора, — бужу я товарища.
Он вскочил и в изумлении воззрился на меня.
— Фу ты, черт, да ведь это сон! — наконец произнес он. — Наверное, сигары вчера были с опиумом, они и сыграли со мной злую шутку! Ах, но какой был сон…
Я начал расспрашивать, и Джеймс подробно рассказал мне «мой» сон. А когда в середине рассказа я его перебил и продолжил рассказ, он открыл рот от удивления и спросил, откуда я знаю «его» сон. Мало-помалу выяснилось, что мы видели один и тот же сон до мельчайших подробностей.
Вопрос: возможно ли это?
Наскоро отдав приказание солдатам готовиться к походу, мы бросились осматривать стену храма, ища боковой ход. Но стена была совершенно гладкая, в ней не только хода, даже трещины не было. Мы осмотрели храм изнутри и за колоннами.
— Ну а ваш кошелек? — вспомнил Джеймс.
Я поискал в карманах, на столе, осмотрел всюду: его нигде не было. Спросили денщика, и он подал пустой кошелек, поднятый в зале пиршества одним из слуг. Вскоре забил барабан, и нам пришлось оставить храм, сделавшийся для нас очень и очень интересным».
Капитан Райт замолчал, сосредоточенно раскуривая свою сигару.
— И это все? — спросил кто-то из гостей разочарованно.
— Все или почти все, — ответил Райт. — Только через месяц, купаясь в море, мы с Джеймсом увидели друг у друга вот это. — И он, сбросив тужурку, отворотил рукав рубашки.
И все присутствующие увидели на белом плече превосходно вытатуированный рисунок лотоса. Рисунок был безукоризненно изящен и прекрасного голубого цвета.
— Вы нас мистифицируете, капитан? — спросил старый гость.
— Помните условие: не просить никаких объяснений, — сухо отрезал Райт и этим прекратил всякие расспросы.
2
Наступил день маскарада. С утра все, и гости и слуги, пребывали в хлопотах и волнении.
Хотя ночь предвиделась светлая, так как наступило полнолуние, все же в саду были развешаны фонари и расставлены светильники. Залы, и без того блестящие и нарядные, были украшены зелеными гирляндами. Темная зелень дубов и елей еще ярче оттеняла электрическое освещение.
Во многих комнатах под тенью тропических пальм и магнолий были устроены укромные поэтические уголки. Буфеты ломились под тяжестью изысканных закусок и вин… Маленькие киоски в виде индийских пагод, с шампанским, фруктами и прохладительными напитками, были разбросаны всюду.
