Мэйв Флай (ЛП) - Лид С. Дж.
Ее губы дрогнули, и мое сердце остановилось. Я наклоняюсь вперед, и каждый клочок или обрывок или осколок надежды, которую я ношу в себе, всплывает на поверхность. Ее губы шевелятся, пытаются двигаться, пытаются что-то произнести в ответ на мои слова.
- Бабушка...
Ее губы неподвижны.
И ничего нет.
Я сижу рядом с ней так долго, что у меня болят мышцы. А губы ее не шевелятся. Она не слышала меня и не пыталась говорить. Я - глупая бесполезная девчонка, у которой ничего нет.
Ноги механически двигаются, неся меня обратно в мою комнату. Я стою возле своей кровати и оглядываюсь вокруг. Шторы задернуты. В комнате темно. Компьютер, телевизор, видео, музыка.
Отвлекающие факторы.
Отвлекающие факторы.
Ничто.
Они ничего не значат.
Я подхожу к своей книжной полке и встаю перед ней. Это последнее место, где может быть хоть какой-то ответ. Должно же быть хоть что-то. Я открыто плачу, с ужасом понимаю я. Слезы беззвучно текут из моих глаз, которые теперь не видит бабушка. Я и сама не знаю, плачу ли я в одиночестве в этом доме. Если я женщина, которая верит, что ее умирающая бабушка может с ней разговаривать, или что этот жестокий поганый мир когда-нибудь подаст хоть какой-то щедрый знак.
Я вырываю одну за другой свои книги и бросаю их за спину, где они врезаются в лампы и тумбы, и не поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что там еще. Тупые, мать их, Батай, Паланик и Достоевский. Марлоу, Гете. Мильтон. Джеймс. Кант, Уайлд, Сартр. Тупой гребаный Сад. Они не могут мне помочь. Я пробовала, я была ими всеми, и они ни хрена не работают. Я бросаю книги, этих бесполезных людей. Я использую каждый мускул, который у меня есть. Я кричу. О Боже, я кричу. Гортанно, сыро и ужасно даже для моих собственных ушей.
А потом...
Но нет. Этого не может быть. Я тяжело дышу, но заставляю себя молчать.
Я стою прямо.
Этого не может быть. Но это так.
Теперь между занавесками снаружи пробивается единственный луч света. Луч, которого раньше не было, и он освещает одну книгу передо мной.
* * *
Если есть хоть какой-то знак, если есть хоть что-то сострадательное в той жестокости, с которой мы живем...
Я протягиваю руку вперед и провожу пальцами по корешку. Книга, которую я раньше не рассматривала, не воспринимала всерьез, как поучительную. Образ жизни, который не является тихим, тайным или укромным. Как глупо с моей стороны. Как глупо с нашей стороны думать, что мы должны делать в тени то, что люди делают на свету. То, что они всегда делали. Как же я был слепа.
Я беру книгу с полки.
Я не кричу сейчас. Мой волк, как всегда, раздражен, обезьяна визжит. Но c этой книгой у меня возникает новая мысль.
* * *
Я испробовала путь мизантропа, путь девианта, философа, наблюдателя, притворщика. Но есть один путь, который я не рассматривала всерьез, не позволяла себе. Возможно, пришло время.
Обезьяна и волк стоят наготове. И я думаю: зачем морить голодом одного из них, если можно накормить обоих?
Я подношу экземпляр книги к свету, и все меняется.
Она уже наполняет меня.
- Здравствуйте, мистер Бэйтман[21].
32
Среди фанатиков фильмов ужасов принято считать, что звание самого жуткого и ужасающего превращения человека в монстра принадлежит не кому иному, как Дэвиду Кесслеру из фильма "Американский оборотень в Лондоне". Две минуты и тридцать секунд агонии, которая излучается через экран в зрителя и остается с ним надолго. Крики, пот, ломающиеся кости, полное страдание. Глаза выпучиваются, конечности удлиняются и выгибаются назад, мышцы напрягаются. В чужой квартире, в городе за океаном, вдали от семьи и оставшихся друзей. Один. Волосы всклокочены, ноги вытянуты, плачет и зовет кого-то, кого угодно, на помощь. Зубы, позвоночник, ногти, туловище, налитые кровью глаза. Лицо удлиняется, трещат кости и ткани, уши растягиваются, глаза желтеют.
Крики о помощи, и никто не приходит. Никто даже не слышит.
Равнодушная пластмассовая игрушка Микки Маус смотрит на это с улыбкой. Полная луна молча и выжидающе смотрит на нас.
* * *
Сегодня вечером, когда я мчусь по шоссе на бабушкином "Мустанге", луна почти полная.
Mчусь, чтобы в последний раз посетить парк.
33
Ежегодная вечеринка в честь Хэллоуина - величайшее произведение искусства, которое когда-либо создавалось, и проводится она в парке. В моем парке. Вечеринка в октябре, после наступления темноты, которую устраивает грозный злодей в рогожном мешке, обладающий немалой развязностью. Парк полностью украшен к Хэллоуину и заселен злодеями. Гостям предлагается приходить в костюмах, хотя, наверное, на меня смотрят как-то странно. В конце концов, принцессы парка не должны быть здесь сегодня. Но у меня есть незаконченные дела. К тому же, так приятно было украсть платье Золушки. Эта стерва украла мое. В последний раз заглянув через черный ход в раздевалку и комнату отдыха, я отправляюсь на небольшую прогулку по празднику.
По всему парку проложены маршруты "Угощение за угощением", на которых можно посмотреть представления, увидеть всевозможных злодеев и собрать много конфет. Будет и парад, и детские представления, и гигантский фонтан-дымо-свето-видеопостановка, в которой девочка должна выбрать между костюмом принцессы и костюмом злодейки. Спойлер: она выбирает последнее, и впоследствии получает наставления от разных известных злодеек о том, как быть плохой. Я направляюсь к самому интересному месту праздника.
В лесной части парка "Медвежья вершина" лесные тропинки наполнены туманом, разноцветными хэллоуинскими огнями и всякими ползучими тварями. А лес злодеев - самый лучший из всех. В начале пути вывешена карта, на которой указаны различные миры фильмов, но все они - мрачные подземелья вымышленных миров. Логово морской ведьмы, логово злой колдуньи. И в каждом - сами злодейки. Будущие голливудские актрисы, стремящиеся, изливающие душу в своих монологах перед детьми и родителями, желающие, надеющиеся, молящиеся о телефонном звонке после очередного прослушивания. Телефонный звонок. Не за горами, всегда рядом. Отдавая все силы. Возможно, сегодня вечером по парку будет прогуливаться директор. Возможно, кто-то из них наконец-то будет обнаружен.
Я останавливаюсь у одного из киосков с едой, чтобы съесть отравленное яблоко и побродить среди злодеев и детей. Я проверяю время и дрожу от предвкушения того, что ждет меня впереди. Среди деревьев раздается шепот, над головой летают летучие мыши, всех нас окружает призрачная хоровая музыка, мерцают канделябры. И точно в назначенное время среди деревьев и дыма я замечаю двух влюбленных, которых так ждала.
Лиз в костюме ведьмы с оранжевыми и фиолетовыми блестящими мышиными ушками и оранжево-фиолетовыми полосатыми носками. Андрэ одет так же, как и всегда, но его уши заменены на такие же, как у Лиз. Они улыбаются в восхищении, бродя по тропинке в лесу с привидениями. Я наблюдаю за ними, как они рассматривают актрис-злодеек, как открывают свои сумки для конфет. Как они протягивают друг другу руки, как переплетаются их пальцы. Когда Андрэ, наконец, набирается смелости и наклоняется для поцелуя. Я пробираюсь сквозь тени деревьев. Их тела так неуверенно прижимаются друг к другу, что я думаю, не первое ли это их объятие. А может быть, они влюблены. Возможно, эти отношения так же реальны и волшебны, как и парк, окутывающий нас. Возможно, каждый их поцелуй так волнителен, так нежен и чист.
Андрэ покупает Лиз светящийся попкорн, и они делят тыквенное пирожное чурро, каждый откусывает кусочек и улыбается словам, которые произносит другой. Лиз краснеет. Андрэ проводит большим пальцем по ее рту, чтобы очистить его от сахара. Я откусываю еще один кусочек от своего яблока.
