Клайв Баркер - Книга демона, или Исчезновение мистера Б.
Но, пожалуйста, не слушайте этот голос. На этих страницах не осталось ничего, что могло бы вас сильно заинтересовать. Дальше будет про политику небесную и адскую.
История человека завершена. Теперь вы знаете загадку мастерской Гутенберга и наверняка думаете (я вас за это не виню): неужто вся суета поднялась из-за печатного пресса? Нелепо. Нет, я не буду винить вас, если вы в ярости сожжете проклятую книжку с такой ничтожной концовкой. Но я вас предупреждал. Одному Богу известно, сколько раз я просил вас поступить разумно и расстаться с книгой, а вы настойчиво ждали чего-то. Вы принудили меня болтать о всякой всячине — например, о странном клубке моих чувств к Квитуну. Я предпочел бы об этом умолчать, но все-таки рассказал из уважения к истине как чему-то целому, не склеенному из обрывков.
Ну, теперь все кончено. Вы еще можете сжечь книгу и удовлетвориться тем, что прочли большую часть. Пора. Остается немного, но к чему тратить драгоценное время? Вы уже знаете, какое таинственное изобретение искал Квитун — то самое, что делает возможным существование вот этой книги.
Все в конце концов замыкается. Вы познакомились со мной на этих страницах. Мы стали понимать друг друга по пути из мусорных куч Девятого круга в поднебесный мир, потом по длинной дороге от поля Иешуа, где мы шли с Квитуном. Я не утомлял вас перечислением всех мест, куда мы заходили в поисках новых изобретений, которыми интересовался Квитун. Чаще всего это были военные орудия: пушки и длинные луки, осадные башни и стенобитные тараны. Иногда мы находили прекрасное произведение искусства. Кажется, в 1309 году я слышал музыку, сыгранную на первом в мире клавесине. События путаются у меня в голове; так много мест, так много изобретений.
Но суть в том, что путешествие закончилось. Больше не нужно отправляться в путь, не нужно искать изобретения.
Мы вернулись на те страницы, где встретились; или к устройству, впервые напечатавшему эти страницы. Получился небольшой замкнутый круг — в него попал я. Не вы.
Уходите. Уходите, пока можете. Ведь вы увидели больше, чем ожидали увидеть.
А перед уходом вырвите эти страницы, разожгите костер и бросьте их туда. Потом займитесь своими делами и забудьте обо мне.
* * *Я очень старался быть щедрым. Но это непросто. Вы отвергли все мои предложения. Вас не волнует, что я открываю перед вами сердце и душу, вам этого мало. Больше, больше — вы все время хотите больше! До вас только Квитун мог причинить мне такую боль. Вы изменили меня, я едва узнаю себя. Когда-то во мне жили доброта и безграничная любовь, но они исчезли навсегда. Вы убили всю мою радость, все мои надежды. Все пропало, пропало.
Однако я нахожу силы, один дьявол знает как, обратиться к вам с этих мучительных страниц в последней попытке тронуть ваше сердце.
Фейерверк отгремел. Больше зрелищ не будет. Вы можете идти. Найдите себе другую жертву и расчленяйте ее, как расчленяли меня. Нет, нет, беру свои слова обратно. Вы не могли знать, как сильно это меня ранит, насколько углубляется мое отчаяние, когда мне приходится снова идти по пути, который привел меня сюда, и рассказывать о чувствах, которые мне сопутствовали, пока я путешествовал по миру.
Мой путь закончился в тюрьме, откуда я говорю с вами. Я рассказал вам много историй, и вы можете пересказывать их в подходящих ситуациях. Ах эти байки проклятых душ и воплощенной тьмы!
У меня больше ничего не осталось. Кончайте с этим, ладно? Мне не хочется причинять вам вред, но если вы будете и дальше забавляться моими горестями, я не ограничусь одним ударом ножа по вашей яремной вене. О нет. Я вас искромсаю. Первым делом отрежу вам веки, чтобы вы не могли закрыть глаза, а до конца смотрели на то, как я вас терзаю.
Наибольшее число ножевых ударов, которые я нанес человеку до того, как он умер, — две тысячи девять; жертвой была женщина. Что касается мужчин — тысяча восемьсот девяносто четыре удара. Очень трудно судить, сколько ударов понадобится вам Я уверен в одном: вы будете умолять меня убить вас, вы предложите мне все, что угодно, вплоть до душ ваших любимых. Что угодно, что угодно, будете умолять вы, только убей меня скорее! Дай мне забвение, будете молить вы, любой ценой. Вы готовы на все, лишь бы мне не пришлось видеть ваши внутренности, фиолетовые, в венах, блестяще-влажные, проглядывающие в разрезах в нижней части вашего живота. Это обычная человеческая ошибка — думать, что когда внутренности вывалились на пол, счастливая смерть уже не за горами. Это часто бывает неправдой, даже с хилыми представителями вашего вида Я убил двух пап, чьи грехи довели их до идиотизма (но они продолжали внушать своей пастве догмата святой матери-церкви), и оба умирали необычайно долго, хотя были хилыми.
Вы готовы терпеть муки из-за того, что вовремя не дали мне огня?
Ничего, кроме страданий, вы не получите, мой друг, если прочтете следующее слово.
* * *Тем не менее вы читаете.
Что же мне делать? Я думал, вы хотите жить и после того, как мы покончим с этой книгой. Я думал, в мире есть люди, которые любят вас и будут скорбеть по вам, если я заберу вашу жизнь. Видимо, я ошибался. Вы предпочитаете прожить со мной эту ущербную жизнь еще на нескольких страницах, а после заплатить мне смертью.
Правильно я вас понял? Вы можете сойти с поезда-призрака даже сейчас. Подумайте хорошенько. Полночный час близится. Неважно, читаете вы это в восемь утра по пути на работу или в полдень, лежа на залитом солнцем пляже. На самом деле сейчас гораздо позже, чем вы думаете, и темнее, чем вам кажется.
Но вас не трогает мое желание быть милосердным. Вы не боитесь, что скоро станет совсем поздно. Вам все равно. У вас есть какая-то метафизическая причина? Или вы глупее, чем я думал?
Единственный ответ, который я слышу, это тишина.
Я сам отвечу на свои вопросы, раз от вас ответа не добиться. И я выбираю…
Глупость.
Вы просто упрямый глупец.
Ну ладно, вот и весь мой дар милосердия. Больше не буду попусту тратить время на жесты сочувствия. Не вините меня, когда содержимое вашего мочевого пузыря брызнет наружу или когда будете жевать одну из ваших почек, пока я вытаскиваю вторую.
* * *Вы даже не представляете, какие звуки могут вылетать из вашего горла. Когда вас тяжело ранит кто-то вроде меня, знающий свое дело, ваши крики звучат весьма неожиданно. Одни люди пронзительно визжат, как недорезанные свиньи. Другие, как бешеные собаки, издают хриплое рычание и режущий ухо вой.
Как только начнется глубокая проработка ножом, будет любопытно узнать, какое вы животное.
Наверное, тут нечему удивляться. Вы, люди, любите истории. Вы живете ради них. И вы готовы — о мой нездоровый, мой упрямый друг-самоубийца — умереть, лишь бы узнать, что же случилось по окончании осады дома Гутенберга.
